Вински всего города
Т.С. Моему умному мальчику, который уже сам прочитал все остальные детские книжки.
ААПЕЛИ
Вински всего города.
(перевод с финского)
Жизнь - это сон
(Кальдерон)
Сон - это жизнь.
(Вински)
Глава 1. Некто покупает порошок невидимости.
В этот день началась весна. Солнце светило, земля благоухала влагой и маленькие птички в жарких странах неистово распевали , собираясь отправляться на север. Мальчики увеличительными стеклами прожигали дырки в своих зимних шапках, что было весьма своевременно. Несколько девочек даже достали свои скакалки, но это уж следует отнести на счет свойственной этой половине человечества склонности строить воздушные замки. Все-таки, весна длилась еще не настолько долго.
Так, вот, вся эта весна началась в городке Хемпстад, о котором, в общем-то, нечего сказать, кроме хорошего, если не считать того, что здесь люди слишком много говорят о цене некой Салаки и, так называемой, Арендной Плате, и о том, что хозяйке цветочного магазина не следовало бы опять выходить замуж. Восьмилетний ребенок за пять минут пробегал весь город из конца в конец не запыхавшись, у жестянщика Фалски в мастерской был настоящий ножной горн, во дворе господина советника росли райские яблочки и все такое прочее, так что, конечно, это был, со всех точек зрения, очень подходящий для жизни город, этот Хемпстад.
И именно здесь некий господин спускался с горки по направлению к аптеке. Уже издалека было видно, что для господина этот некто маловат. Когда он подошел немного ближе, стало ясно, что у него рыжие волосы. А когда он остановился возле аптеки, обнаружились и веснушки на носу. (Веснушки - это такие золотые точки, которыми солнце, будучи в хорошем настроении, отмечает носы избранных).
Некто, между тем, приблизился к пыльной витрине аптеки и остановился в задумчивости. Однако, размышлял он недолго. Вытащив руки из карманов, он начал пальцем рисовать что-то на стекле. То есть, на самом деле, писать, а не рисовать. Когда работа была закончена, на стекле появилось слово "ВИНСКИ". Ясное дело, это было его имя. Кому бы взбрело в голову написать на пыльном стекле что-нибудь другое!
Так что, этот, рыжий в веснушках, был ни кто иной, как Вински.
Вински открыл дверь аптеки и проскользнул впутрь. "Клинг!"- сказал дверной колокольчик. Из дальней двери вышел аптекарь, посмотреть, кто звонил. Он был длинный и печальный, и очень серьезный. Печальным он стал потому, что годами продавал людям лекарства, цену которым знал только он один. А ведь это был очень кроткий человек с нежным сердцем.
- Чем могу служить? - спросил аптекарь.
- Мне, пожалуйста, порошок для невидимости, - сказал Вински.
- Стандартный, или новый, патентованный?
- Естественно, патентованный. Говорят, он эффективнее. Это же импортный?
- О, да! Он называется "Сквозь стены". Очень рекомендую. Видите ли, молодой человек, проглотив его, вы не только становитесь невидимым, но и можете проходить сквозь стены. Французское изобретение, отмечено знаком качества.
- Ясное дело, французское! Это то, что надо.
- Сколько?
- Пакетик. Скажем, пока пакетик.
- Минуточку! - сказал аптекарь и достал длинную приставную лестницу, потому что порошок невидимости хранился в большой бутыли на самой верхней полке.
Аптекарь забрался так высоко, что головой стукнулся о потолок. Позвенев там некоторое время чем-то стеклянным, он спустился обратно и сказал:
- Простите, но прежде, чем продать вам французский порошок невидимости, я должен поинтересоваться, а вы знаете, как им пользоваться?
- Пожалуй, его надо проглотить, - предположил Вински.
- Абсолютно верно, но недостаточно. Очень многие полагают, что можно просто проглотить порошок и все. Но в порошке невидимости, как и в других хороших лекарствах, главное, чтобы в него верили. Верите ли вы?
- Безусловно.
- Отлично! Так и надо! Готовы ли вы меня выслушать?
- Да, господин аптекарь.
- Делать надо так: проглотив щепотку порошка, наступите правой ногой на большой палец левой ноги, который на некоторых диалектах зовется "дедов палец", и скажите про себя:"Сквозь стены!". В тот же момент вы станете невидимым и сможете проходить сквозь стены, если захочется.
- И таким и останусь? Невидимым?
- Не беспокойтесь, господин Вински. Когда захотите опять стать видимым, просто сделайте все наоборот, наступите левой ногой на большой палец правой и скажите:"Стены сквозь". Тут же все станет по-прежнему.
- Ага, кажется, понял, - сказал Вински.
- Очень вам за это благодарен, - сказал аптекарь.
- На самом деле, все просто, - сказал Вински.
- Все гениальное - просто, - сказал аптекарь и снова полез под потолок .
Вински получил порядочный пакет порошка и запихал его в карман. Аптекарь сказал:
- Великодушно простите, но у меня, как вижу, развязался шнурок от этих упражнений, не в обиду будет сказано... можно мне завязать?
- Просто необходимо, - ответил Вински. И аптекарь наклонился, чтобы завязать шнурки.
- Порошок стоит десять марок или около того,- начал было аптекарь, завязав шнурки и выпрямляясь.
Но...
В аптеке он не увидел никого. Ни единой живой души. Нигде не было видно Вински.
- Скверный мальчишка улизнул, не заплатив! - расстроился аптекарь. - Вот ведь,рыжий, взял и удрал! - и аптекарь почесал голову как раз там, где лет тридцать назад росли волосы.
- Я не улизнул! - Раздался голос совсем рядом. - И не удрал вовсе! Я просто попробовал, работает ли ваш порошок, то есть французский. Вот ваши деньги!
И сверкающая монета звякнула по столу прямо перед аптекарем.
-Огромное вам спасибо! Так, значит, прямо сейчас вы сделались невидимым. Потрясающе! Желаете чего-нибудь еще?
- Спасибо, не надо. Если только того, чтобы вы больше никогда не называли меня за спиной рыжим, - сказал голос, на сей раз совсем из другого угла комнаты. - И до свидания! Я пошел!
- До свидания, приходите еще! - попрощался аптекарь, ожидая услышать звук колокольчика.
Но не услышал.
Вински прошел сквозь стену.
Глава 2. Гость учительницы Вински.
Дела обстояли так: у Вински как раз закончился учебный год. Очень печально, очень грустно. Но, с другой стороны, очень даже неплохо. Вообще, надо уметь терпеливо ждать, и тогда, в один прекрасный весенний день, у кого в десять утра, у кого – чуть позже, но он обязательно закончится! Учеников соберут на школьный праздник, чтобы спеть "Грядет уж прекрасное время", учитель раздаст дневники и после того, как он скажет:"Хорошего вам лета, дети!", всем можно убегать, если хочется, за двери, за ворота - на волю, и даже кричать, тем более, когда день такой солнечный.
Учитель Вински был, то есть была, учительница. Что тут говорить, в мире полно училок, указок, досок и тряпок для их вытирания. Но учительница Вински не была ничем из вышеперечисленного. Она была очень хорошенькая. Приятные люди очень часто приятно выглядят. Весной на учительском носике появлялись веснушки, что шло ей необыкновенно. Как-то зимой она сказала, что ей пришел тяжеленный пакет. Он весил очень много, если не тысячу килограмм, так уж не намного меньше, и только один Вински сможет этот пакет донести (так она сказала). И Вински тащил этот пакет с вокзала на собственной спине до самого учительского дома, и с тех пор был совершенно убежден, что его учительница - просто замечательная учительница.
Один единственный недостаток у нее все же был, и об этом придется рассказать, раз уж мы хотим четно называть вещи своими именами. У нее был отвратительный вкус, когда дело касалось мужчин. Это выражалось в том, что она совершенно не способна была правильно выбирать, с кем стоит водиться.
Сейчас изложу подробнее, и вы сразу все поймете.
Зимой в город прибыл некий господин и расположился в отеле. Никто о нем ничего не знал и, вероятно, никто бы его и не заметил, если бы он не начал увиваться вокруг учительницы. Тут уж сразу все обратили внимание на его белое шелковое кашне, желтые кожаные перчатки и зеленую фетровую шляпу. Тот еще тип. Но что уже просто переполняло чашу терпения - над верхней губой у него были маленькие рыжеватые усики, как будто ему под нос подвесили гирлянду из сухих рыбьих костей. Некоторые лицемерно называли его магистром, но по мнению Вински, ему больше подходило имя Зеленый Воробей, из-за этой жуткой шляпы, и Зеленым Воробьем его в известных кругах и звали. Но поскольку Зеленый Воробей - это слишком сложное и длинное имя для такого типа, о котором, к тому же, приходится часто говорить, постепенно оно укоротилось до Воробья. Он стал просто Воробьем.
Так вот, этого самого Воробья то и дело замечали в обществе учительницы. Он подталкивал ее санки, до невозможности несуразно дрыгая длинными конечностями, кланялся ей и приподнимал эту свою зеленую шляпу и, вообще, вел себя совершенно как девчонка, просто тошно делалось. А она воспринимала все это совершенно спокойно, если даже не с удовольствием, и неоднократно было замечено, как она улыбается одобрительно, слушая его дурацкие разговоры. Просто такой вот у нее оказался дурной вкус, что ж тут поделаешь.
Естественно, это изрядно досаждало всем детям, особенно мальчикам и особенно Вински, который, между прочим, тащил тот тяжеленный пакет аж от самого вокзала. Пару раз они пытались уронить небольшой сугроб в это зеленое безобразие, в шляпу, у Воробья на голове, но не попали, а Воробей только махал им рукой и смеялся. Одно огорчение, ничего больше.
Итак, закончились занятия в школе. Некоторые сразу побежали домой переодеться во что-нибудь приличное, но Вински не спешил. Он облокотился о столб у ворот, выдул пару огромных пузырей из жевачки и стал смотреть на солнце. В один карман он засунул дневник, в другом лежал порошок невидимости.
И тут он заметил приближающегося к школе человека. Это не мог быть Бродяга Роопе, потому что он не свистел. Но это был кто-то очень знакомый - длинный, худой и - тьфу! Это же Воробей! Точно, Воробей, такие усы ни с чем не спутаешь, только одежда другая. Большими шагами он приближался к воротам, держа в руке чемодан. Вински не раздумывал.
Мгновенно он достал из кармана и проглотил немного порошка. Воробей остановился, поставил чемодан на землю и сказал откуда-то сверху:
- Эй, рыжий! Отнеси это к учительскому дому, а то я уже запыхался.
Он сказал:"Эй, рыжий".
Вински ничего не ответил. Он спокойно наступил правой ногой на большой палец левой ноги и подумал про себя (но с выражением):"Сквозь стены."
В тот же момент он исчез.
- Боже мой, куда делся этот парень? - Воробей от удивления подергал себя за усы. И тут же почувствовал такой пинок, что отдалось в голове. Он разъяренно обернулся, пытаясь понять,кто же его пнул.
Как же! Ха! Рядом не было абсолютно никого видно. Ни единого человека.
- Наверное, камень из-под колеса, - пробормотал Воробей и отряхнул брюки.
Вински развеселился так, что схватился за живот, но смеяться вслух не рискнул. У него появился новый план, можно сказать Гениальная Идея.
Воробей взял чемодан и отправился к дому. Он позвонил, и учительница открыла дверь.
- А я как раз вас и ждала! - сказала она таким голосом, какого у нее никода не слышали в школе.
- Целое лето вместе! - проворковал этот рыбеусый.
- Да, - сказала она.
- Да, - ответил он.
И так вот дакая, они вошли в дом, да еще и за ручки держались, паршивцы.
- Наконец-то мы вдвоем, - снова заговорил Воробей, когда они оказались в ее комнате.
- Да, - сказала учительница.
- Как же,- буркнул невидимый Вински, сидя под столом и жевачкой приклеивая ботинки Воробья к полу. Но эти двое ничего не слышали. Они смотрели друг на друга.
Глава 3. Благородный повелитель гвоздей.
Итак, Вински сидел под учительским столом и размышлял, как приступить к делу. Чтобы не терять зря времени, для начала он пощекотал коленку усатого господина, от чего тот начал хохотать как безумный.
- Ха-ха-ха!
- Почему вы смеетесь? - спросила учительница.
- Разве? Вовсе нет, ха-ха-ха, даже и не думал, - уверял он и при этом думал, что это она щекочет его под столом.
Тогда Вински пощекотал лодыжку учительницы.
- Хи-хи-хи! - захихикала она.
- Вы смеетесь надо мной? - обиженно спросил усатый.
- Нет, нет, я не смеюсь, с чего бы мне над вами смеяться, - твердила учительница, совершенно убежденная, что это он щекочет ей ногу под столом.
Но это, то есть, такой результат, по мнению Вински, никуда не годился. Веселить тут двух взрослых балбесов, которым даже в голову не приходит заглянуть под стол, посмотреть, а кто же там щекочется? Что с того, что они никого не увидят, потому что кто-то проглотил порошок невидимости!
Вински исследовал свои карманы. Все правильно - в одном дневник, в другом - порошок. Но было еще кое-что: несколько крепких коротких гвоздей, которые Вински всегда носил с собой. Видите ли, никогда не знаешь заранее, где понадобится хороший гвоздь. А хороший гвоздь, как вы знаете, это такой толстый гвоздь с широкой шляпкой, которым, например, прибивают шифер к крыше. Это очень нужный гвоздь, потому что он отлично стоит на шляпке. Тот, кто хоть немного знает жизнь, отлично представляет, как несколько вертикально стоящих на шляпке гвоздей могут вызвать просто потрясающие события.
Учительница и этот господин перешли на кухню. Пока готовился кофе, они все продолжали друг друга уверять, что вовсе не смеются.
Вински вылез из-под стола. Он установил один из своих замечательных гвоздей на тот стул, где сидел Воробей и куда он, естественно, должен был вернуться. Посмотрим, как он захохочет! Как бы ему не пришлось убираться отсюда (что было бы очень неплохо). Не будем спорить, этот трюк не отличается особой новизной, прямо скажем, древний фокус. Но если нет под рукой ничего, кроме хорошего гвоздя, ничего не остается, как только довольствоваться старыми шутками.
Вински как раз устанавливал гвоздь на стул, когда за его спиной послышался голос:
- Пожалуйста, не надо, Вински!
Ух! Вински даже вздрогнул. Что это? Кто говорит? Никого не было видно. Вински стало страшновато.
- И принимая во внимание, - продолжал голос,- принимая во внимание, что вы невидимы, конечно, вы удивлены, откуда я знаю. что вы здесь. Это не так странно, как, может быть, кажется. Когда видишь такой отличный гвоздь, самостоятельно двигающийся по комнате, можно решить, что это галлюцинация. Но когда этот гвоздь устанавливается на стул, на который, без сомнения, скоро усядется одна малопопулярная личность, уже не остается сомнений, что в комнате есть кто-то, у кого в кармане именно такие гвозди, и что это не может быть никто другой, кроме Вински. Осмелюсь заметить, что после глубоких размышлений у меня бывают гениальные озарения.
Из этого всего Вински понял не очень много, но в голосе ему послышалось что-то знакомое. Такой мягкий, немного извиняющийся голос, который он точно слышал раньше.
- Это кто тут говорит.- немного грубовато спросил Вински, чтобы невидимка не заметил, как дрожит голос.
- Минуточку... сейчас... только поймаю этот большой палец... на левой...
Послышались непонятные звуки, Вински разобрал только: "Стены
сквозь", и в то же мгновение - ч-чер...ной кошки толстые щечки! Это же аптекарь
сидит, свесив ножки, на шкафу, тот самый длинный печальный аптекарь, который
продал Вински порошок невидимости! Уж, конечно, он и себе оставил про запас. -
Ой, - сказал Вински. - Здравствуйте. - Добрый день, уважаемый клиент, - сказал
аптекарь и вежливо поклонился со шкафа.- Рад снова встретить вас. Довольны ли
вы французским средством? - Спасибо, никаких претензий. Но, господин аптекарь,
вы как там оказались? - Любознательный
молодой человек. Последовал за вами
сквозь стену. Честно говоря, у меня нет
привычки приходить к незнакомым людям
в гости, но мне захотелось посмотреть,
на какие великие дела вы способны
благодаря порошку. - Я пока еще не очень
много успел... - Ничего страшного! Я
заметил, что вы как раз приступили к
делу. Однако сейчас мне надо снова стать
невидимым, пока эти двое не вернулись.
Забирайтесь ко мне, сможем поболтать. И,
вот, на шкафу уже сидят два невидимых
господина - аптекарь и Вински - и тихонечко
совещаются. - Перейдем сразу к вашему
делу, Вински. Я уже наблюдал у ворот
школы, какое сильное действие имеют
ваши шутки на заднюю часть этого усатого
господина. Это сильно, со всех точек
зрения, но мне это не нравится. Пожалуйста,
примите во внимание, что нападение со
спины никогда не считалось честной
игрой. Впрочем, думаю, вы проделали это
исключительно по доброте душевной: как
истинный экспериментатор, вы просто
хотели исследовать возможности своего
нового состояния. - Вы сердитесь? -
спросил Вински. - Нет, это не гармонирует
с моей профессией. Но осмелился бы
предложить, по дружбе, не навязывая
своего мнения, не говоря ни да, ни нет;
но предложил бы, чтобы, несмотря ни на
что, вы не клали бы гвоздь на стул. Не
стану отрицать, мне бы тоже приятно было
посмотреть, как кто-то на него сядет,
но, принимая во внимание, что сесть может
и эта симпатичная учительница, вся ваша
военная хитрость становится сомнительной
затеей. Как вы считаете? - Да уж, - сказал
Вински. И, хотя ему было очень грустно
отказываться от такой хорошей идеи,
все-таки, он положил его обратно в карман,
этот чудесный гвоздь. - Вы не будете
разочарованы, Вински, - пообещал аптекарь,
похлопав его по невидимому плечу. Есть
у меня одна мысль. Но для начала разберемся
с этим усатым господином. Что вы о нем
думаете, Вински? - Что он псих. А
по-вашему, как? - Даже и не знаю, что
сказать. Свое мнение вы высказываете
прямо и ничего не приукрашивая. Хм,
псих... Зависит от того, что под этим
подразумевать. Я в психиатрии не очень
разбираюсь. Но, что бы это ни означало,
умоляю вас принять во внимание, что он,
этот господин, по уши влюблен в учительницу.
- Это что-то значит? -
Ну... как сказать... это такая никчемная
и запутанныя штука... Но в такой ситуации
нельзя слишком сурово относиться к
усатому господину. Обратите внимание,
он ведь, действительно, страдает! - Ему
больно? - Больно. Во всяком случае, он
так думает, в этом-то и дело. Он просто
весь болит! Любой человек, даже самый
лучший, когда подхватывает эту заразу,
сразу начинает вести себя так же глупо,
как этот приезжий господин. Он покупает
себе зеленую шляпу (непременно зеленую),
в самом безнадежном случае – еще и
длинный зонт впридачу; он начинает
приподнимать эту шляпу, когда надо и не
надо, и натягивает желтые перчатки, а,
бывает, еще что-нибудь похлеще. Странно,
весьма странно, но с этим ничего не
поделаешь. Ну, а в самых тяжелых случаях
заболевания, наиболее тревожным симптомом
является отращивание пациентом усов,
как у того, на кухне. - То есть - совсем
сдурел, но достоин жалости. Это излечимо? -
Чаще всего – да. Скажу вам по секрету,
Вински, что, как это ни печально, но я
убежден, что этому господину в скором
времени придется жениться. Если он
срочно не прекратит все это, деться
будет уже некуда. Сразу после этого он
начнет излечиваться. Любовь проходит.
Сначала пропадут усы, затем – перчатки
и шляпа. Осмелюсь предположить, что
через год он будет лишь слегка дотрагиваться
до шляпы при виде учительницы. Я знаю
множество случаев, когда из таких, как
вы говорите, психов, очень быстро
получались нормальные деловые люди. -
Значит, даже ни одного гвоздика? - на
всякий случай переспросил Вински. -
Я бы сказал, что так будет лучше. В данном
случае гвозди не требуются. В сущности,
это было бы расточительством. Но, как я
уже говорил, у меня есть идея. Вы не
хотите отправиться со мной в гости? Но
Вински не успел ответить, потому что
учительница и ее гость появились в
дверях. Теперь двоим на шкафу – аптекарю
и Вински – надо было сидеть абсолютно
тихо, хотя они и были невидимыми. Держась
за ручки, влюбленная парочка вошла в
комнату. - Ти-ри-ри, - сказал гость. -
Ти-ри-ри, - ответила учительница. Нельзя
сказать, чтобы из этого разговора можно
было что-то понять, но что-нибудь это,
наверное, означало. Они сели на диван
рядышком, рука в руке, и снова стали
смотреть друг на друга. - Скоро они
начнут друг друга обнюхивать, - хихикнул
тихонько Вински. - Уж это определенно,
- шепнул в ответ аптекарь. - Подобные
ситуации всегда заканчиваются
обнюхиванием. - Может, все-таки, поставить
один маленький гвоздик? - Не стоит.
Только время потеряете. Когда двое в
таком возрасте утыкаются друг в друга
носами, они попросту не заметят даже
тысячу гвоздей, воткнувшихся в их задние
части. - Даже смотреть стыдно, - фыркнул
Вински. - Просто-напросто противно
смотреть. Да, и, в сущности, не предназначено
это для просмотра, как мне кажется. Так
пойдете со мной в гости? - Пошли! Удерем
отсюда через стену? - Естественно, -
сказал аптекарь и изчез. Вински собрался
шагнуть следом, но не выдержал, задержался,
чтобы страшным голосом ухнуть прямо
над ухом парочки: -Бу-у!!! Но эти двое
крика не услышали, а если и услышали, то
посчитали совершенно естественным, как
какой-нибудь дальний крик совы в саду. А
аптекарь и Вински мчались уже в бодром
темпе к дому девицы Нарантери.
Глава 4. Пальто спривидениями.
Девица Нарантери
была весьма благородной и достойной
леди. Она жила в собственном необыкновенно
благородном и достойном доме, на самой
благородной и достойной улице города.
Вообще-то, никто не знал, почему она была
так невозможно благородна, вероятно,
потому, что она родилась. И родилась не
кем-нибудь, а Нарантери. Кроме того,
никто никогда не видел, чтобы она
что-нибудь делала. Девица Нарантери
была девицей не первой молодости, и
зубов у нее почти не осталось. Надо
сказать, что уже потеря молочных сильно
ранила ей душу, а то,что выпали и железные,
ее просто чуть не сломило, так как она
всегда неустанно следила за сохранностью
своего имущества. Вставную челюсть,
законной и единственной владелицей
которой она теперь являлась, она хранила
в стакане с минеральной водой, который
на ночь прятала в сейф. Аптекарь и
Вински, оба невидимые, бодрыми шагами
направлялись к дому девицы Нарантери. - А
почему это у меня в животе так щекотится?
- спросил Вински. - Это ожидание
приключений. Я тоже заметил, что когда
ждешь чего-нибудь необыкновенного, в
животе щекочется. Человеческий живот
так устроен, что начинает получать
удовольствие заранее. - Все-таки в этой
невидимости есть одна непонятная вещь.
Можно я спрошу? - Ну, конечно! - Вот,
смотрите, когда я глотаю порошок и
наступаю правой ногой на большой палец
левой и говорю «сквозь стены», я
становлюсь невидимым вместе со всей
одеждой, так? - Именно так. - А если я
возьму сейчас, ну, хотя бы, вот, у шофера
Руусканена с головы шапку и надену ее
себе на голову, она станет невидимой? - Нет,
не станет. И это очень важно. Только та
одежда, которая на тебе в момент
проглатывания порошка, становится
невидимой. И если вы сейчас схватите
шапку шофера Руусканена, наденете на
голову и броситесь бежать, все увидят
шапку, бегущую по улице совершенно
самостоятельно. Забавно, и примите во
внимание, что это – свойство именно
французского порошка! - Все ясно, - сказал
Вински. Так вот, беседуя на разные
актуальные темы, они подошли к дому
Нарантери. Пройдя сквозь стену в
гостиную, аптекарь и Вински никого там
не застали. Пустая комната. То есть, не
совсем пустая, потому что, оглядевшись
вокруг, Вински обнаружил бесконечное
число подушек, больших и малениких,
круглых, квадратных и продолговатых,
пушистых и гладких подушек, которые
можно было увидеть в каждом углу, на
диване, на стульях и даже на полу. - Смотрите,
девица Нарантери не очень любит людей,
так как они, с ее точки зрения, недостаточно
благородны. Но, зато, она любит подушки.
Она посвятила всю свою жизнь подушкам.
Подушки всегда в ее сердце. С минуты на
минуту здесь начнется заседание
Подушечного Комитета. Ради него мы и
пришли, - шепотом объяснил аптекарь
Вински. Они расположились в углу за
роялем, так, чтобы можно было тихонько
беседовать, не привлекая внимания. Тут
же появилась и первая гостья, которая
даже по запаху не была и вполовину столь
же благородна, сколь девица Нарантери. - Ах,
дорогая Нарантери, - от избытка чувств
дама запричитала так, как-будто кто-то
сильно ткнул ее пальцем в живот. - Ах,
дорогая, какое счастье снова увидеть
подушечки Нарантери! Как поживают
подушечки Нарантери? Это так возвышенно,
что есть еще благородные люди, готовые
жертвовать собой ради них! Именно подушки
наполняют жизнь смыслом, не правда ли,
дорогая Нарантери? Вот так эта дама
ахала и охала и, что примечательно,
девица Нарантери выглядела весьма этим
довольной. Она предложила гостье
устроиться между двумя высокими
подушками, поставив ноги на третью, и
отправилась встречать других гостей. А
гостей пришло предостаточно - и дам, и
девиц, и чего-то среднего. Конечно, ни
одна из них не была так же благородна,
как девица Нарантери, но все они, без
сомнения, были много благороднее обычных
людей. И каждая не преминула поинтересоватья
самочувствием подушечек девицы Нарантери
и выразить восхищение их исключительным
великолепием.
Вински слушал во все
уши, вытаращив глаза от иземления:
никогда еще он не слышал такого вздора.
Впрочем, он никогда раньше не был в столь
благородном обществе. - Может, начнем
уже им являться? - тихонько спросил
Вински аптекаря. - Нет, рано. Подождите,
сейчас они выпьют по чашечке кофе и
такую начнут нести чушь ! Вот,
тогда... Действительно, выпив первую
чашку кофе, эти благородные дамы начали
говорить и говорить и говорить –
как-будто во рту у них не языки, а лопасти,
на которые льется бесконечный поток
воды . И тут перед нами встает серьезная
проблема потому, что, хотя мы и рассказали
бы с удовольствием, о чем, конкретно,
они говорили, но это совершенно невозможно!
Понимаете, они говорили все одновременно
и ужасно быстро, так что, наверняка,
многие и сами не понимали, действительно
они говорят или только рот открывают в
такт с остальными. - Дамы, вы можете
мне поверить, если бы я не была так
абсолютно уверена, мое чувство собственного
достоинства не позволило бы рассказать
как.... - Я слышала это собственными
ушами от нашей горничной, которой это
рассказала парикмахерша, а уж она никогда
не говорит того, чего сама не узнала от
своих клиентов и, кроме того... - И сестра
моего мужа тоже говорит, что так, какой-то
смысл, все же, в этом должен быть и, хотя
она не получила образования... - Да, что
вы, дорогая моя, это просто невероятно! -
Да, представьте, совсем не туда! -
Подумайте, ведь это уже что-то! - Я
просто не смогу сегодня заснуть! Большего
шума и неразберихи не добился бы даже
нарезающий по стенам круги дикий заяц. -
Ничего не понимаю, - шепнул Вински
аптекарю. - Ну, конечно, вы не понимаете,
поскольку не состоите в Подушечном
Комитете. Они беседуют о том, что дочку
полицейского вчера вечером видели
прогуливающейся с учеником пекаря. И
им это не нравится. - А это их касается? -
О, да, в мире все касается всех. - Но не
может же ученик пекаря выгуливать их
всех! - Конечно. Я думаю, они все с ним
даже не знакомы, это ниже их достоинства.
А вы его знаете?
- Ясное дело. Отличный
парень, как-то даже выиграл приз пекарни
по армреслингу. - То есть, человек
знаменитый и порядочный, я мог бы и сам
догадаться. Но эти, из Комитета, ничего
не знают о его достоинствах и, вряд ли,
армреслинг заставит их изменить свое
мнение. Они твердо решили. что их это
оскорбляет. - А что, в этой прогулке
есть что-то плохое? - Ну, не знаю, если
много лет подряд беспрестанно шить
подушки, может, даже в этом, то есть, в
прогулках можно увидеть что-нибудь
плохое. - Безголовые они, как сказал
бы папа. - Безголовые и бесхвостые, это
точно! Как думаете, не пора начать? -
Прямо сейчас? - Сейчас. - Ух! - сказал
Вински. Ух, сказал Вински и на цыпочках
пробрался в прихожую вслед за аптекарем.
Там они надели на себя, невидимых, два
дамских пальто и, посмотрев друг на
друга, с трудом удержались от смеха.
Вински взял «под ручку» рукав
пальто аптекаря, и так, в отличнейшем
расположении духа, они вступили в
гостиную девицы Нарантери. Как вы
помните, и Вински, и аптекарь были
невидимы, но пальто - пальто же было видно
всем! Так что, можете себе представить,
какое это было зрелище. Два пальто,
под которыми не видно было ног, в рукавах
которых не было видно рук и над которыми
не было видно ничего, похожего на голову,
покачиваясь, бок о бок вступили в комнату,
где собрались все местные сплетницы, и
с достоинством поклонились. - День
добрый, языки без костей, - суровым басом
приветствовало общество первое пальто. -
День добрый, языки без костей, - пропищало
и второе. - Как дела, сплетницы? -
поинтересовалось первое. - Как дела,
сплетницы? - не отставало второе. - Вы,
попки болтливые! - Вы, по...хмум...птички
болтливые! Дамы побледнели от ужаса.
Пот на лбу у них, правда, выступил раньше
– от разговоров, но теперь к нему
прибавились и холодные капли, вызванные
этим кошмаром.
Кто-то, опрокинув стул,
ринулся, опережая остальных, в самый
дальний угол, кто-то скукожился до
минимальных размеров, пытаясь укрыться
за цветочным горшком, кто-то схватился
двумя руками за то место, где у других
людей находится сердце... - Многоуважаемый
Подушечный Комитет несет всегда вздор
и околесицу, вот, что я должен сказать.
Мы, пальто, слушали все это там, в прихожей,
и приняли решение, - начал аптекарь. - Обратите
внимание, дочка полицейского и ученик
пекаря не сделали вам ничего плохого,
и надо быть совсем безголовыми, чтобы
нести такую чушь. Так вот вам отличная
столь же безголовая компания, нам это
отлично подходит – болтать чепуху.
Пожалуй, мы можем познакомиться поближе. И
Вински с аптекарем, вернее, два
разгуливающих под ручку пальто, начали
приближаться к дамам. - И-и-и-и!!! -
закричали от страха и дамы , и девицы, и
что-то среднее. Пальто уселись посреди
зала на пол, и одно из них подняло рукав
в величественном жесте. - Внимание,
глубокоуважаемые дамы и девицы! Общесвом
привидений в пальто данной мне властью
приказываю: всем засунуть палец в рот!
Указательный! Не похоже было, что
глубокоуважаемые дамы поняли, чего от
них хотят, поэтому аптекарь повторил: -
Палец в рот, надеюсь, он у вас чистый!
Засовывывайте, засовывайте, а то сейчас
пойду сам помогать! Ага, вот так,
спасибо! Дамы и девицы и даже сама
сверхблагородная девица Нарантери
послушно сидели с пальцем во рту. - А
теперь укусите палец! - приказал голос.
- Сильнее, сильнее! Больно? Это не так
больно, как бывает от злых разговоров!
Кусайте как следует, чтобы чувствовалось! -
Да! Кусайте так, чтобы чувствовалось в
ногах , - поддержал тонкий голос. Дамы,
как приказано, стиснули зубами указательные
пальцы так, что из глаз полилась вода. -
Будем еще пугать? - спросил аптекарь
Вински. - Что-то больше не хочется.
Будет неловко, если они все намочат. -
Что намочат? -Ну-у...
- А, понял. Пеленки. Это
точно. Хорошие мои дамы! То есть, я хотел
сказать – не очень хорошие мои дамы! На
этот раз останетесь здесь. Надеюсь,
будете вспоминать дома, о чем вы тут
болтали, глядя на свой распухший палец.
Если вы вдруг о нас забудете, мы придем
на следующее собрание! - Ой-ой-ой, -
запищали дамы. - А сейчас мы для вас
немножко потанцуем, на память, покажем
вам Безголовую Летку-енку! И два пальто
без головы, действительно, начали
танцевать посреди зала. Была ли это
летка-енка или какой-либо другой
зажигательный танец, но, в любом случае,
выглядело это жутко. А Вински с аптекарем
еще при это и пели дуэтом:
Из прихожей - пуп-пу-рум - два пальто-
И сказали: - пап-па-рам- "Вот и мы"
Ну, а эти, как всегда, - фи-фи-фи-
И пальто, пам -прам-щавшись, ушли!
Тра-ля-ля-лям, тра-ля-ля...
Так, вот,
напевая, аптекарь и Вински утанцевали
за дверь, повесили отлично послужившие
им пальто на вешалку в прихожей и
замаршировали, очень довольные, по
улице. - Уф-ф, - сказал аптекарь, - довольно
тепло тут. - Это было хорошее представление,
- сазал Вински. - Благородные люди не
понимают ничего. кроме благородства. -
А погода-то, правда, отличная, - сказал
Вински. - Просто-таки на редкость
хорошая погода. - Очень подходящая для
невидимости погода, то есть, я хочу
сказать, в такую погоду можно еще много
всякого разного сделать? - Погодные
условия, конечно, благоприятствуют, но,
к сожалению, мне уже пора, - сказал
аптекарь. - Сходим еще как-нибудь разок,
сделаем что-нибудь приятное? - спросил
Вински. - Не думаю. Не думаю, что смогу
придти. Моя жена терпеть не может, когда
я долго невидим. Но вам, Вински, я желаю
всяческих успехов на этом поприще! И
они пожали друг другу невидимые руки и
разошлись по домам.
Глава 5. Минога для господина Паршивкиини.
Через весь городок протекала маленькая речка,
которую горожане, как люди честные,
называли Винным Ручьем, поскольку она
и была не больше ручья. А Винным ее
называли потому, что впадала она в залив,
формой сильно напоминавший бутылку с
отбитым донышком, так что имя родилось
как-то само.
С нашей точки зрения, больше в этом ручье
не было ничего, что могло бы сделать его
чудом природы. Все ручьи денлятся на
два типа: те, в которых побольше воды и
те, в которых поменьше, а этот, в сущности,
не был ни тем, ни другим. И все-таки,
Винный ручей имел огромное значение,
потому что в нем водились миноги.
Почти каждый знает, что такое миноги: это такие
рыбы длиной и шириной примерно с
чернильную ручку, которые, на самом
деле, не рыбы, а совсем другие водные
животные. Учитель разбирается в них
гораздо лучше (во всяком случае он так
утверждает). Они невероятно скользкие,
и их было бы совершенно невозможно
поймать, если бы не одна навязчивая идея
в их дурных головах: они просто мечтали
присосаться ртом к чему-нибудь,
находящемуся под водой: к затонувшему
бревну, к склизкому камню и тому подобному.
А когда они присосутся, их можно успеть
схватить, конечно, при наличии ловких
рук. Некоторые взрослые их едят, считая
лакомством, после того, как посолят и
сварят и закоптят до такого состояния,
что на вкус они не напоминают ничего,
кроме уксуса, в который их кладут
полежать, подавая к столу. Так что
получается дорогая еда и, вдобавок ко
всем хитростям приготовления, сама
минога в ней совершенно необходима.
В тот день, когда (пока еще) ничего особенного
не произошло, Вински стоял по колено в
Винном Ручье, подстерегая миногу. Ботинки
он оставил на камне на берегу, а носки
засунул в карман. Чуть дальше были
Хански, Ласси и остальные. Они тоже
оставили свои ботинки на камнях на
берегу, а носки сунули в карманы, потому
что было только начало лета и мальчикам
их возраста пока еще нельзя было ходить
без носков.
Вински
стоял тихо и, не шевелясь, смотрел в
воду. Прямо у его ног на дне ручья лежала
старая, наполовину сгнившая фетровая
шляпа, которую кто-то когда-то сюда
забросил. Толстая минога присосалась
к ней и висела так, не шевелясь. Может,
она воображала, что ее примут за
плавающую в воде деревянную палочку
или что-нибудь подобное. Ха, только не
Вински! Он осторожно опустил руку в
воду, приблизил растопыренные пальцы
к миноге и – хоп! Вот она! Одно движение
– и Вински засунул ее за ворот рубашки,
где минога, конечно будет в большей
сохранности, чем в кармане, если, конечно,
застегнуть пуговицы. Вински
выбрался на берег. Теперь у него была
минога. Она ужасно щекоталась. Что ж с
этим поделаешь, рассудил Вински.
Вы когда-нибудь задумывались, что бы вы
сделали, если вдруг стали обладателем
свежей миноги? Если пойти к папе и
попросить закоптить одну-единственную
миногу, он скажет: «В другой раз.
Сейчас надо идти смолить лодку.» Если
пойти к маме на кухню и сказать, мол,
мамочка, пожалуйста, пожарь мне это, -
она испугается, плюхнется на противень,
приготовленный на стуле для булочек, и
закричит: «Сейчас же убери отсюда
эту змею!» Вмнски по своему опыту
все это знал, а потому не торопился. Он
улегся на лужайке, сунул в рот, наподобие
трубки, стебель подорожника и, выдувая
из него гигантские клубы дыма стал
размышлять. Тут же ему, друг за дружкой, пришли в голову
две мысли, номер первый – невидимость,
и номер второй – господин Паршивкиини. Дом
господина Паршивкиини находился на
краю города. Его окружал высокий дощатый
забор, заглянуть за который никому не
хватало роста. И ворота, которые господин
Паршивкиини всегда держал запертыми,
тоже были совершенно непроницаемы. Что
уж господин Паршивкиини там делал,
неизвестно. Некоторые утверждали, что
он там для развлечения истязал кошек.
Другие же считали, что он там, в тайне
от всех, поедал лягушек. А говорили так
потому, что его никто не любил. Да и как
же его было любить. если он никогда ни
с кем не поболтал, не улыбнулся. не
ответил на приветствие, а только вышагивал
в своем длинном черном сюртуке с таким
видом, как-будто сердился на весь мир.
Даже бродяга Роопе называл его «очищеным
ершом», а он хорошо знал многих, и
людей, и ершей. Взрослые его избегали,
детям из-за него снились страшные сны. Никто
никогда не был ни у него дома, ни в саду.
Так-так,-
думал Вински. - Никто никогда не был ни
у него дома, ни в с саду, потому что
ворота всегда заперты, а забор такой
высокий. Однако, у одной известной
личности есть французское средство,
нечто совсем новое, приобретенное
совсем недавно...
А не заскочить
ли проведать господина Паршивкиини? -
размышлял Вински. - Пожалуй, так и сделаю,
сделаю еще до завтрака. Заодно, может,
удастся засунуть миногу ему в штаны.
По обстоятельствам. Вроде, по радио
как-то говорили, что минога в штанах
очень полезна для злых людей.
Погруженный
в эти радостные мысли Вински надел носки
и ботинки и побежал на другой конец
города к дому господина Паршивкиини.
Засунув щепотку порошка в рот, он наступил
правой ногой на большой палец левой и
прошептал: «Сквозь стены». После
чего просто совершенно спокойно прошел
сквозь забор в сад.
Это
был необычайно большой и необычайно
красивый сад. Деревья и кусты, кусты и
деревья, цветочные клумбы и цветочные
грядки и что-угодно еще. Черемуха была
белой от цветов и восхитительно
благоухала. Посреди сада в плетеном
кресле сидел господин Паршивкиини и,
похоже, пришивал пуговицу к штанам.
Вински подошел поближе – ему-то было
нечего бояться. Итак, тут сидел господин
Паршивкиини и – нет он вовсе не пришивал
пуговицу к штанам - он записывал что-то
в толстую книгу, лежащую у него на
коленях. Ничего не замечая, ничего не
слыша, высунув язык и, похоже, одновременно
с рукой выписывая им закорючки. На
обложке книги было написано «Дневник».
- Ну вот, теперь все проясняется,- подумал
Вински. - Становится понятно, чем
занимается господин Паршивкиини целые
дни напролет в запертом доме. Он дневник
пишет. Значит, все из-за работы и, видимо,
тяжелой работы, раз из-за нее этот
писатель становится таким злым. А по
ночам он, ясное дело, пишет «Ночник».
Да, жизнь трудна.
Вински осторожно подвинулся еще ближе
и заглянул господину Паршивкиини через
плечо в книгу. В самом верху страницы
на месте даты большими буквами было
написано: «Скверного месяца
овсянокашного дня тысяча девятьсот
чего-угодно».
Чуть пониже господин Паршивкиини
продолжал:
«На самом деле, очень трудно вести
этот дневник, потому что, все равно, он
никогда не будет напечатан, так что
никто никогда не сможет его прочитать.
Тогда зачем это самокопание и муки
совести? А, ну и что! Напишу, тем не менее,
и об этом дне, раз уж ручка под рукой.»
Это господин Паршивкиини уже успел
написать раньше, а теперь продолжал
твердым почерком, сопя носом и периодически
почесывая голову:
«Что я сделал такого, что все меня
ненавидят? Дозволительный вопрос. Я
знаю, что меня никто не любит. Конечно,
я не какая-нибудь знаменитость. Но я не
могу стать знамеитостью, ты же знаешь,
любимый Дневник, я слишком, слишком
стеснительный. Они говорят, что я мучаю
кошек, хотя здесь нет ни одной кошачьей
шерстинки! «Он ест лягушек», они
говорят, как-будто я какой-нибудь ежик,
хотя у меня и так живот болит, а от этого
прямо съеживается. Горемука я...»
Тут он вслух сказал: «Ой!», зачеркнул
слово «горемука» и написыл
«горемыка».
- Не могу я ему сунуть миногу в штаны, -
подумал Вински, но ничего не сказал. А
господин Паршивкиини продолжал свое
сочинение:
«Разумеется, никто не приходит меня
навестить. Никто не стучит в ворота, а
без этого мир не может быь хорош.
Один-единственный раз я получил
рождественскую открытку, но потом
почтальон вернулся и забрал ее, потому
что ошибся адресом. Такова жизнь!»
Вот и нет! - Сказал Вински вслух.
Да! - господин Паршивкиини с силой
стукнул ручкой книгу. - Да! Когда я
говорю, что...что за ерунда, кто тут может
говорить?
Господин Паршивкиини испуганно огляделся
но, никого не увидев, продолжил писать.
«Такова жизнь! Ни радости, ни
удовольствий. Есть всегда одну и ту же
овсяную кашу, к тому же пригоревшую,
потому что я не умею варить кашу. Ну,
почему у меня никогда не будет на обед,
например, вкуснейшей миноги? Десятилетиями
– ни одной миноги...»
Тут уж Вински не выдержал, он устроился
поближе к кусту крыжовника, наступил
левой ногой на большой палец правой,
сказал «стены сквозь» и стал
видимым.
Тот вскочил на ноги и уставился на
Вински. Он был просто ошеломлен. Даже
если бы господина Паршивкиини стукнули
по голове ведром средней величины, он
бы не выглядел столь изумленным; и даже
похоже было, что он не понимал, чем
следует думать, этим самым несуществующим
ведром или собственной головой.
Ты кто? - спросил он.
Вински.
- Ага...Угу... Значит, Вински! Ну, конечно,
Вински кто же еще! Это все объясняет.
Всю жизнь мечтал встретить некого рыжего
Вински. Слушай, ты приходишь без разрешения
в мой сад и думаешь, что оттого, что ты
Вински, все сразу станосится понятно?
Господин Паршивкиини говорил сквозь
зубы, неприятным
голосом, который постепенно
становился все злее и злее.
И как ты сюда попал!? - рявкнул он.
Не орите, пожалуйста, от этого может
заболеть горло, - сазал Вински. - Я просто
пришел.
Ах, просто пришел!
Ну, да, я просто прошел сквозь забор.
Ясное дело, ты прошел сквозь забор.
Подтянул штаны и между прочим прошел
сквозь забор. Обычная история, ничего
такого! Слушай, негодный сорванец, ты
меня за дурака принимаешь?
Не принимаю.
Ты считаешь, что господин Паршивкиини
ест лягушек и и так глуп, что поверит,
будто ты прошел сквозь стену! Нынче у
всей молодежи такая манера ходить, да?
Не на такого нарвался!
- Я больше не думаю. что вы едите лягушек,
господин Паршивкиини, по крайней мере,
сырых. И не все могут ходить сквозь
заборы, только я.
Господин Паршивкиини почесал нос,
раздумывая. «Мои ворота на замке, это
я точно знаю. Через забор до сих пор
никому не удавалось перелезть. И, тем
не менее, кто-то сидит под кустом
крыжовника и утверждает, что он –
Вински». Потом он сказал:
Слушай, как ты сказал, – Вински?
Так.
Слушай!
Что?
Скажи мне, ты существуешь, или нет?
Как будет угодно господину Паршивкиини.
Ага, значит, как будет угодно господину
Паршивкиини. Наконец-то, как будет
угодно господину Паршивкиини! Великолепно!
Ну, погоди!
Вински поднял на всякий случай правую
ногу (порошок был уже у него во рту).
Значит, говоришь, как будет угодно
господину Паршивкиини!
Ну, да.
Отлично! Господину Паршивкиини будет
угодно проверить. существуешь ты на
самом деле или нет! Лучший способ –
дернуть тебя за волоы!
Господин Паршивкиини шагнул к Вински.
Но Вински оказался быстрее. В тот же
момент он наступил на большой палец
левой ноги и успел прошипеть «Стены
сквозь», ну, дальше ясно.
Рука господина Паршивкиини, которой он
собирался схватить Вински за волосы,
попала прямо в куст крыжовника. Паршивкиини
затряс рукой изо всех сил. Вински нигде
не было видно.
-Ох! - сказал господин Паршивкиини,
вытаскивая колючки из ладони. - Ох-ох! Я
просто старею, никого тут нет. Бормотал
тут сам с собой и задал трепку кусту
крыжовника. Вот так. Ничего не было.
Напридумывал себе сон про миногу, вот
и конечно,...
Господин Паршивкиини обернулся. Вински
стоял на камне, примерно в десяти шагах
от него, на всякий случай подняв правую
ногу.
Не надо пытаться дергать меня за волосы,
- попросил Вински. - Пожалуйста, от этого
одни колючки. И, кроме того, я же дам вам
миногу, она у меня тут, за пазухой.
Плечи старого Паршивкиини опустились,
и. став еще меньше, чем был, он тихо
опустился обратно в плетеное кресло.
Не буду я тебя дергать, - сказал он.- Не
буду. Но я просто не знаю. что мне думать
о тебе. Лучше я подумаю о миноге. Ведь
ты сказал, что принес мне миногу?
Принес.
И это – самая настоящая минога?
Настоящая.
Не такая, что превращается в куст
крыжовника, когда ее хватаешь?
Это самая настоящая минога, только
утром выловленная в Винном Ручье. Я
положу ее сюда на камень.
Господин Паршивкиини изучил носок
своего ботинка, наморщил лоб и затем,
слегка волнуясь, спросил:
Слушай, а почему ты принес мне миногу?
Да какая разница, вот ведь! - сказал
Вински. Он не хотел вспоминать, как
именно еще утром он собирался использовать
миногу. Некое хорошо известное чувство
на букву «с» сжимало все у него
внутри, но Вински приказал ему прекратить,
обещав разобраться во всем чуть позднее.
Мне никто очень давно не приносил
ничего... не говоря уж о миногах,- сказал
господин Паршивкиини.
Конечно, сказал Вински. Существут такой
высокий забор. Да еще закрытые ворота.
Ну, и тому подобноле. Но раз уж так
получилось, что я сегодня мог пройти
сквозь забор, я утром подумал, дай-ка
по пути загляну к старому доброму
господину Паршивкиини и отнесу ему
свежую миногу.
Ты и вправду так подумал – старому
доброму господину Паршивкиини?
Ну, конечно, точных слов я не помню, но
что-то в этом роде.
Господин Паршивкиини впал в безмолвный
транс, глядя в небо, где, как сумашедшие,
носились ласточки.
Господин Паршивкиини некоторое время
откашливался и , наконец, смог выговорить:
Вински, ты славный мальчик. Славный
мальчик, хотя я не верю. что ты существуешь.
А может, и существуешь – кто знает. Ты,
действительно. принес мне миногу.
Спасибо. За миногу и остальное. Особенно
за остальное. Нарви черемухи сколько
хочешь.
Ну... я думал, господин Паршивкиини сам
отнесет черемуху моей маме, - сказал
Вински.
Рот господина Паршивкиини так и остался
открытым.
Что? Я? Я отнесу цветы твоей маме? У тебя.
что есть еще и мама?
Причем замечательная!
Тогда где она живет?
Дома, разумеется.
Где – дома?
Мы живем в том маленьком красном доме,
напротив булочной, где большой клен.
А, там! - вспоминал господин Паршивкиини.
- В том доме, где кормушка для птиц на
каждом окне?
Ну, да.
И ты говоришь. что мне следует отнести
черемуху твоей маме?
Да, пожалуйста.
Но, Боже мой, я еще никогда не носил
никому черемуху, ни разу в жизни!
Послушайте, господин Паршивкиини!
Почему-то мне кажется, что именно поэтому
у вас и болит живот!
Господин Паршивкиини опять ничего не
ответил, что не удивительно, и от меньшего
можно потерять дар речи. За одно-единственное
утро ему пришлось поговорить о стольких
удивительных вещах, таких как минога и
черемуха.
Ну, мне пора! - сказал Вински. - У нас на
завтрак горячие булочки, так что мне
нельзя опаздывать.
Ну, да, конечно, тебе надо идти, - сказал
господин Паршивкиини. - Я открою ворота.
Спасибо, не надо! - сказал Вински уже от
ворот и, между прочим, наступил правой
ногой на большой палец левой.
Ну, пока! И ешьте скорее эту миногу! -
крикнул он, помахав рукой, и исчез.
Со стороны ворот не слышалось больше
ни звука. Только ветерок шелестел в
ветвях черемухи.
Ну, что ж, было или не было, все равно, -
пробормотал слегка смущенный господин
Паршивкиини, заметив, что машет рукой
пустым воротам.
Поглаживая свой длинный унылый нос,
господин Паршивкиини отправился рвать
черемуху.
И уже вечером того же дня он появился у
дома Вински и преподнес маме огромный,
невозможно прекрасный, благоухающий
букет черемухи. Черемуха была так хороша,
что прослезился бы кто-угодно даже менее
чувствительный, чем мама Вински.
Господин Паршивкиини не решился пройти
дальше крыльца, объяснив лишь от дверей,
что, раз уж у него в саду так много
черемухи... что он подумал... больше он
ничего не сказал, быстро приподнял шляпу
и удалтился. Вински он, конечно, тоже
заметил, тот как раз сидел за столом на
кухне, поедая сухарики с черничным
киселем, но господин Паршивкиини лишь
слегка подмигнул и ничего не сказал. Ни
к чему болтать, когда посторонние слышат,
о том, что касается только их двоих.
На следующий день господин Паршивкиини
отнес букет черемухи жене булочника. И
весь город был удивлен вдвое больше,
ведь слух об этом неслыханном событии
быстро распространился.
Как-то сами по себе стихли разговоры о
мучимых кошках и поедаемых лягушках.
Стало понятно, что это не имеет значения,
раз господин Паршивкиини говорит людям
«здравствуйте» и даже, по слухам,
как-то пытался улыбнуться.
И вскоре другие мальчишки стояли дни
напролет в Винном Ручье, подстерегая
миног, за которых они просто получали
от господина Паршивкиини по три марки
за штуку.
А что господин Паршивкиини? А не было
больше такого! Господин Паршивкиини с
позволени мэра поменял имя и повесил
на воротах табличку, на которой было
написано:
«Здесь живет господин Пушинкиини.
Добро пожаловать!»
Глава 6. Приключение в доме Гармониста.
Как мы уже подробно изложили в первой
части этого всеобъемлющего жизнеописания,
Вински был рыжим, что, безусловно,
говорит о его необычайной сообразительности:
идея истратить лишние десять марок на
порошок невидимости – лишнее тому
подтверждение. А еще у Вински были
веснушки на носу – верный признак
творческого высокохудожественного
воображения, без которого никому не
придет в голову идея запустить миногу
в штаны господину Паршивкиини. Так что,
сообразительности и воображения ему
хватало, по меньшей мере, на все
необходимое, а еще он обладал решительностью.
Об этом говорила форма его подбородка,
встречающаяся также у некоторых индейских
племен и библейских пастухов, а больше
ни у кого. И тот, кто думает, что решительный
подбородок Вински - это следствие
исключительно нехватки нескольких
коренных зубов, очень сильно ошибается:
тут все дело в характере.
Это описание героя – не обычная совершенно
ненужная пачкотня и потеря времени ради
утолщения книжки, как нередко бывает,
а просто мы хотим честно и прямо заявить,
что Вински не был каким-нибудь там рохлей
и маменькиным сынком, как часто неверно
представляют послушных мальчиков его
возраста. Ни в коей мере. Что бы было со
всем добром Гармониста, если бы не
Вински!
Гармонист жил в большом доме не на самом
краю города, а ближе к центру. Конечно,
в этом доме было достаточно вещей и
без гармони, но, поскольку Гармонь у
него, все-таки была, причем единственная
в городе, его и называли Гармонистом,
чтобы отличать от тех, у кого были губные
гармошки и мандолины. Часто целыми днями
Гармонист играл «Ночи безумные»
исключительно для собственного
удовольствия или, как говорят, во славу
Божию. Но вот, что необъяснимо: то ли Бог
не любил игру на Гармони, что маловероятно,
то ли просто ничего не понимал в этом
исполнении, что вполне возможно, то ли
что еще, но Гармонисту не особенно везло
в жизни. Что бы он ни делал – все шло не
так. Когда он чистил зубы - борода
обязательно попадала в рот, когда он
вбивал гвоздь – попадал по пальцу; когда
же он после этого, чтобы попасть по
шляпке, для верности целился в палец –
он опять попадал по пальцу. Вот такой
он был невезучий, этот Гармонист.
На этой неделе жена и дети Гармониста
уехали на лето отдыхать в деревню, где
у них была возможнось косить сено,
ходить пешком за молоком за два с лишним
километра и пытаться согреться с помощью
старых пальто и валенок, когда летний
домик продувало насквозь, ну, и прочие
деревенские удовольствия, о которых в
городе и думать нельзя.
Таким образом, сейчас Гармонист жил в
своем большом доме один, и и кто-то,
может, думает, что это его сильно огорчало,
так вот, абсолютно нет. Видите ли, теперь
он мог проводить безумные ночи в кафе
напротив, играя в шашки, что женой строго
запрещалось, так как это вредит его
здоровью. По ее мнению, раз уж у него
слабое здоровье, то пусть оно слабеет
дома, а не за шашками.
И этим вечером Гармонист сидел себе в
кафе, уткнувшись носом в доску с шашками,
а дом стоял тихий и пустой.
Очень удачно получилось, что, совершенно
случайно, именно в это время Вински
занимался одним важным делом в саду
Гармониста. Он собирал там дождевых
червей или копал червяков, как говорят
специалисты в этом деле. Любой, хоть
немного понимающий в дождевых червях,
знает, что лучшее время
для поиска их в чужом саду – вечерний
сумрак после дождя, когда хозяев нет
дома. Дело в том, что хозяева, в большинстве
своем, не разрешают другим выкапывать
червей, хотя сами не знают, зачем они
нужны - подкармливают ли ими рыб,
привязывая к удочке, или, может, подают
на десерт на званом обеде.
Вински имел неплохой побочный доход от
торговли дождевыми червями. Он точно
знал, когда появляются червяки, собирал
их и потом выращивал в маленьком
деревянном бочонке с землей, стоявшем
за дверью в подвал и заботливо укрытом
водорослями . Червей покупали городские
рыбаки, иногда просто по баснословной
цене, так что не было ничего удивительного
в том, что Вински этим поздним вечером
сидел на корточках в саду Гармониста.
Внезапно в тишине Вински расслышал
шепот и осторожные шаги. Вдоль стены
дома, крадучись и воровато оглядываясь,
приближались два мужские фигуры. На
мгновение они остановились, прислушиваясь,
и снова продолжили путь. Добравшись до
дверей, они попытались ее открыть -
дергали ее, дергали – но дверь не
открывалась. Рассеянный Гармонист, как
ни странно, не забыл ее закрыть. Однако
мужчины недолго сомневались – один из
них показал пальцем вверх: да, окно, до
которого можно было дотянуться рукой,
было открыто, открыто настежь. Мужчины
вскарабкались через окно в дом.
Гармониста преследовало все то же
невезенье.
Но, подождите, у нас ведь в запасе есть
еще всем известный Вински! Ха-ха!
Сам Вински «Ха-ха» не сказал, он,
вообще, ничего не сказал, но думал так
быстро, как далеко не каждый взрослый
мальчик мог бы думать. Побежать в кафе
к Гармонисту, поднять тревогу? Глупо,
воры пока, возможно, успеют удрать.
Позвать полицию? Еще глупее, оба
полицейских на рыбалке. Тогда что?
Вот мы и увидим, зачем у Вински столь
решительный подбородок. В тот же момент
он Принял Решение, раз-два – и готово!
Быстро он проглотил щепоть особого
порошка, наступил правой ногой на большой
палец левой и – да, это мы знаем, - не
стало видно ничего, кроме почти полного
пакета червей, оставшегося после Вински.
А сам Вински, невидимый, сидел на том
самом окне, через которое воры пробрались
внутрь.
Он огляделся. Других окон в комнате не
было. Была одна дверь, совершенно точно
запертая.
Его глаза начали привыкать к сумраку в
комнате. Где же разбойники? Где, где, да
вот, ползают оба возле дивана! Конечно,
жена Гармониста, как всегда, уезжая,
спрятала все семейные ценности в ящик
под диваном. А воры-то уже успели вытащить
кое-что на стол! Здесь были очень ценные
вещи: были серебряные ложки и алюминиевые
ложки, золотые колечки и медные колечки,
половник, двое доставшихся в наследство
часов, бусы и заколки, один детский
чепчик, два семейных альбома, какие-то
латунные крючки, перевязанная розовой
ленточкой связка писем и приколотый к
бархату почетный знак, полученный
Гармонистом на память о матче нашей
сборной, где ему довелось участвовать
в исполнении гимна. Мошенники успели
добыть много добра, и уже рядом был
приготовлен мешок для того, что еще они
найдут под диваном.
Это
окно, - подумал Вински быстро и совершенно
правильно, - это окно – единственная
щелка, через которую эти песьи морды
могут выбраться наружу. Срочно надо
что-то делать. Посмотрим, как сказал
доктор!
На комоде прямо возле окна находилось
величайшее сокровище Гармониста – его
Гармонь. Скорее всего, за ней-то воры и
пришли, но решили забрать в последнюю
очередь. Тихо, как мышь в носках, Вински
прокрался мимо торчащих из-под дивана
задниц к комоду, схватил гармонь и
уселся на подоконник.
А потом он рванул – ну, и рывок же это
был! Вински совершенно не умел играть
на гармони, но на сей раз в этом и не было
необходимости: звука кошмарнее он все
равно извлечь не смог бы.
На секунду Вински перестал играть.
Сначала под диваном было тихо, потом
послышалось:
И снова:
Это воры так затряслись, что стучались
головами о диван, но при этом они не
выказывали никакого желания вылезти.
Когда же они смогли это сделать, надо
было их видеть! На том самом окне, через
которое они совсем недавно проникли в
комнату, САМА ПО СЕБЕ играла гармонь!
Никакого музыканта не бало. Если бы это
был обычный фокус, то что-нибудь было
бы видно, а тут – нет, гармонь растягивалась,
действительно, сама собой, издавая все
более ужасные звуки, то складываясь,
как у настоящего гармониста, то опять
растягиваясь, как расхулиганившаяся
колбаса.
Ошеломленные, воры упали на диван и
вцепились друг в друга, как-будто это
могло помочь им выбраться из кошмара,
а потом начали бестолково биться о
стены, пытаясь найти выход, что не
доставило им никакого удовольствия,
кроме, может быть, того, что в темноте
они, толкаясь, периодически стукались
башками.
А в кафе напротив происходило вот что:
Внезапно все, находившися внутри,
услышали громкий вопль с улицы, причем,
кричали где-то рядом.
Наверняка
это ручной ворон мальчишки Пакаринена,
- сказал кто-то.
А я
думаю, это дочка казначея учится петь.
Ну,
нет, это гораздо страшнее!
Так посетители кафе обменивались
предположениями, когда вопль послышался
снова и начал повторяться в убыстряющемся
темпе, и тогда Гармонист вскочил со
стула и закричал:
И он выбежал на улицу, а за ним – все
остальные, потому что все знали, что в
городе была только та гармонь, которая
принадлежала Гармонисту, и что в доме
Гармониста в данный момент никого не
должно было быть.
Первым прибежал сам Гармонист, затем
его партнер по шашкам, затем тот, который
смотрел их игру и давал советы, затем
тот, с которым этот смотрящий спорил по
поводу своих советов, затем... ну, целая
толпа собралась под окном дома, из
которого слышались звуки терзаемой
гармони.
И все они смотрели вверх. Там, в открытм
окне, совершенно спокойно стояла гармонь,
и никаких звуков не было слышно.
И
кто же тут мог играть? - спросил кто-то.
Это
я играл, - ответил бодрый мальчишеский
голос откуда-то сбоку. И внезапно
появился Вински, прыгающий из окна, и,
конечно, сделавший себя видимым.
Что?
Так, говоришь, ты играл?
Все в изумлении уставились на рыжего
исполнителя.
Ну,
играл, раз надо было.
Ах,
надо было, безобразник! - разъярился
Гармонист. - Как ты ее достал, признавайся!
Забрался
через окно внутрь.
Да..уж...ай-яй-яй...смотрите,
чем хвастает, признается, что, между
прочим, забрался через окно к Гармонисту
в дом, самовольно! Надо его выдрать,
прямо здесь сейчас!
И
посильнее!
Да
подождите вы! Я там внутри не один был!
И Вински рассказал, абсолютно не
преувеличивая и не приукрашивая, как
он, совершенно случайно, прогуливаясь
вечерком, оказался в этих краях, когда,
вдруг, увидел двух мужчин, по виду явно
разбойников, лезущих в окно дома
Гармониста, и как он, поскольку ничего
другого не придумал, немного подергал
эту гармонь, чтобы подать сигнал тревоги.
Конечно, они не поверили, очень часто
люди сначала не верят рассказам маленьких
мальчиков, но когда Вннски в следующее
мгновение небрежно заметил, что если
он не не ошибается и у мошенников внезано
не выросли крылья, то они все еще внутри,
голоса зазвучали по-другому.
Последнее предложение Вински заставило
спрашивающих замолчать. они вдруг стали
очень тихими и скромными, и многим, как
оказалось, уже пора домой. Но тут за дело
взялся Гармонист.
Нет, конечно, никто не боится, но как уже
кто-то заметил, время поднее, пора по
домам, но раз уж старина Гармонист так
просит, конечно, надо это дело прояснить,
прямо сейчас, но, знаете, есть ли там
воры? Очень сомнительно, ведь кроме
этого рыжего мальчишки, никто их не
видел, а рыжие, как известно, самые
большие вруны на свете...
Так они выкручивались и выворачивались,
оправдываясь друг перед другом, но ни
у одного не хватило характера уйти.
Сообща решили, что на двоих народу
достаточно; одни войдут через дверь,
воспользовавшись ключами Гармониста,
другие будут сторожить под окном. Здесь
же находился бывший почтальон, на данный
момент являвшийся единственным
представителем городской администрации,
который и возглавил группу захвата. Он
был избран единогласно и с энтузиазмом,
несмотря на его сильное сопротивление.
Они пошли к дверям, но скоро вернулись
и сказали, что на страже осталось слишком
много народа, после чего, получив
подкрепление, эти храбрецы открыли
дверь и вошли в дом.
И там они нашли двух воров в углу дивана,
обнявшихся и дрожащих вне себя от страха.
Воры не пытались сопротивляться, и
похоже было, что они готовы благодарить
милосердных людей, которые пришли
спасти их из этого кошмарного дома
ужасов. Безропотно они протянули руки,
чтобы на них надели наручники, но
поскольку наручники не являются частью
мундира почтальона, запястья им связали
обычной веревкой и отвели под надежной
охраной в полицейский участок.
И тут выяснилось – после того, как одного
из полицейских удалось выманить с
рыбалки – тут выяснилось, ко всеобщему
изумлению, что задержанные были теми
самыми знаменитыми разбойниками, которые
держали в страхе огромное количество
разных округов и которые были известны
даже за границей как бессовестные
похитители гармоней.
Как говорят, они, не моргнув, признались
во всех дурных намерениях, но упорно
твердили, что видели, как гармонь играла
сама по себе, и это было потрясающее
зрелище. Констебль, который так же мало
, как и другие, понимал происходящее (по
мнению одного невидимого молодого
человека), отвечал на это, что если
господа воры не прекратят сейчас же
болтать о танцующих в воздухе и и играющих
гармонях, то из господ воров из самих
сделают такие гармони.
Итак, это преступление, которое могло
быть таким серьезным, было предотвращено,
и все, кто участвовал в окружении дома
Гармониста, очень гордились, что благодаря
им удалось спасти лучшую и, прямо скажем,
единственную гармонь в городе, не говоря
уж о других ценных вещах, которые теперь
снова лежали в полной безопасности в
ящике под диваном жены Гармониста.
Но ничего эти герои не могли поделать
с тем, что больше всего в связи с
проишествием говорили о Вински, который,
благодаря своей неслыханной храбрости
и сообразительности, поднял тревогу и
одновременно задержал воров до появления
подмоги. Общественное мнение было
таково, что эта ценная гармонь должна
теперь целиком принадлежать Вински,
или, если не быть его собственностью,
то, уж точно, находится под его личной
ответственностью. Но Вински поблагодарил
за честь и сказал, что не потерпит рядом
с собой столь отвратительно вопящую
шарманку.
Если бы Вински не был таким умным, он
бегал бы по всему городу, рассказывая
про порошок невидимости и свое решающее
влияние на события в тот вечер. Однако,
подобное хвастовство и важничанье он
считал попросту ненужным и ребяческим,
а уважения и внимания ему вполне хватало,
учитывая некие обстоятельства, о которых
все время напоминало известное чувство
на букву «с».
Так что он с удовольствием согласился
на предложение благодарного хозяина
гармони подписать (в устной форме)
договор о пожизненном праве сбора
дождевых червй в саду Гармониста.
Глава 7.
Бездельники
из Клопиного Дворца.
Если
у маленького мальчика, скажем, твоего роста, или, например, размером с Вински,
который запланировал провести потрясающий летний день, вдруг не окажется индейского
лука, что ему делать? Всем ясно, что потрясающий летний день, естественно,
включает в себя лук, но если на этот раз его не оказалось, что же – забиться
в угол и рыдать там? Нет, конечно, это было бы совершенно неразумно. В мире
очень, очень много людей, у которых нет индейского лука, но, несмотря на это,
они умудряются устроить себе лучший из лучших летних дней.
Вински
бродил уже некоторое время в лесочке неподалеку от города и искал то, за чем
пришел: прямой и толстый стебель трубочника, которого здесь было сколько
угодно. В одно мгновение Вински полоснул ножом стебель и, вот, – теперь у него
была фирменная стрелялка самой последней модели. Она отлично прошла испытания -
он набрал в рот ягод можжевельника и, как показал эксперимент, мог выдуть их
через трубочку и попасть в любую мишень даже за десять метров.
Теперь
Вински бродил здесь, в джунглях, туда-сюда со стрелялкой под мышкой в поисках
добычи. Ему не пришлось долго искать: среди черничных кустиков лежало существо,
которое вполне могло бы сойти за льва, если бы не было так похоже на Бродягу
Роопе. На всякий случай Вински крикнул из-за деревьев:
- Может, ты лев?
Существо
даже не повернуло голову, видимо оно
узнало голос Вински. Оно ответило:
- Спасибо, нет-
я не лев. И был бы очень благодарен, если
бы в меня не стреляли. Я именно Роопе.
- Ты что тут
делаешь? - спросил Вински и подошел
поближе.
- Хочешь верь,
хочешь нет, но я просто лежу здесь на
спине.
- А, лежишь на
спине! А почему ты не колешь дрова для
кухни бургомистра?
- Да, вот,
появились другие заботы.
- Ага, я так и
подумал. Ты не мог бы мне немного
рассказать про свои заботы?
- Спасибо, что
спросил, очень даже могу рассказать. Я
считаю облака.
- Но это же
очень сложная работа, Роопе!
- Да нет, я же
не все считаю. Я считаю только те, которые
появляются над кроной этого дерева.
Когда насчитаю пятьдесят, закончу.
- Ты умеешь
считать до пятидесяти?
- Я не очень
уверен, но, вроде, да. Сейчас я дошел до
восьми.
- А что ты
будешь делать, когда дойдешь до
пятидесяти?
- Да, уж, кое-что сделаю.
Сразу пойду и скажу бургомистру, что
он – плесень.
- Здорово! А
почему бургомистр – плесень?
- Ты этого,
наверное, не поймешь, потому что тебе
не приходилось пилить ему дрова. Он
сказал вчера, что если Роопе наколет и
напилит все эти поленья, то Роопе получит
десять марок. Я наколол и напилил. А он
дал только пять.
- А почему он
не дал десять, как обещал?
- И я спросил.
- Гадко сказал.
- Спасибо, я
тоже так думаю. И теперь, как только
досчитаю до пятидесяти, пойду и скажу
ему. что господин бургомистр – плесень.
- Удачи, Роопе!
- Спасибо, хотя я не очень уверен, что пойду. Может
случиться так, что облаков будет меньше
пятидесяти. Тогда накажу бургомистра
тем, что больше не буду пилить ему дрова.
- Он жутко разозлится.
Вински
для развлечения посмотрел на Роопе через трубочку. Роопе казался маленьким
мальчиком, размером примерно с Вински. И штаны на коленях у него были порваны
точно так же, как у всех знакомых мальчиков.
-
- Ты, случаем, не встречал львов в этих
местах? - спросил Вински.
- Нет, по крайней мере, сегодня. Пару
муравьев – да.
- Муравьи не подойдут. Нужна дичь покрупнее.
- Слушай, если пройдешь метров пятьдесят в ту сторону, думаю, найдешь то, что ищешь.
- Туда?
- Да.
- Успехов тебе в труде, Роопе!
- Спасибо на добром слове, надеюсь, я с ним справлюсь.
Вински начал осторожно красться в направлении,
указанном Роопе, однако далеко он не
успел уйти, потому что, очутившись на
краю небольшой полянки, увидел на залитом солнцем пригорке такое, что
заставило его задуматься – ой,
мама, хорошо бы стать постарше...
Видишь ли, там, на пригорке, сидели четверо незнакомых мужчин. Они устроились вокруг
плоского камня на траве и играли в карты. Все четверо – на редкость уродливые. У
самого большого и толстого были огромные уши, прямо как листья ревеня, а на его
красной физиономии с трудом просматривались крошечные глазки, как две черниченки,
упавшие в кисель. Второй был длинный и тощий, как стебель укропа, и такой же
зеленый. Волосы третьего были так взлохмачены, что если бы в них запуталась
монетка, ее просто не удалось бы найти. Четвертый же был такой маленький и
незаметный, что если бы он перестал постоянно сплевывать, можно было бы
подумать, что он удрал через мышиную норку. Прекрасая компания, ничего не скажешь!
Стоя под деревом и разглядывая мужчин издалека, Вински размышлял, могут ли
эти четверо быть морскими разбойниками, которые отыскали спрятанные сокровища.
Но поскольку ни у одного из них не было ни черной повязки на глазу, ни деревянной
ноги, то, скорее всего, морскими разбойниками они, все-таки, не были.
Поэтому Вински решил изучить ситуацию, только на всякий случай достал из кармана
горсть можжевеловых ягод.
Мужчины уже сняли пиджаки и сидели в одних рубашках, играя в карты. Похоже, это не
делало их счастливыми, потому что они выглядели злыми и хмурыми, когда
шлепали картами о камень, а в их беседе не было ни капли смысла.
- Крест, сказала кошка, помирая!
- Большой бубен, сказал музыкант!
- Пика падает, да не колется!
- Сердечный друг – лошадкин хвост!
Такую вот ерунду они все повторяли и повторяли, и при этом выглядели очень сердитыми.
Да еще вслух ругались, а ведь взрослые люди! Гадкие слова, в которых было столько раздражения, сколько, наверное, в целом мире больше не сыщешь, выстреливались из их ртов, так что даже птицы не решались петь поблизости. Чудо, что трава вокруг не вяла.
Несомненно, было только вопросом времени – когда появится молния и убьет их всех на месте.
Так не пойдет, сказал себе Вински. Морские разбойники или нет, но такая игра никуда
не годится. Ругаются так, что шишки с дерева сыпятся. Их надо проучить. Пожалуй,
я именно тот, кто для этого нужен. Ну, подождите, братцы!
Вински присел на корточки за деревом и проделал все, что следовало проделать. (Мы, конечно,
догадываемся, что именно он сделал – набрал в рот порошка, пробормртал что-то
и – пожалуйста, за деревом не видно никакого Вински). Затем он двинулся в
путь.
Мужчины, между тем, продолжали играть и ужасно
ругаться. Они как раз сдали карты, у каждого из них в руке было по пять штук.
Внезапно подпрыгнул самый большой, тот, у которого уши как листья ревеня. Он
вскочил и взвизгнул:
- Где моя пятая карта?
- Так ты же сам раздавал, должен знать, - сказали остальные.
- У меня было пять а теперь только четыре!
- Может, случайно спрятал в рукав, ха-ха-ха! - дурачились
остальные.
- Не паясничайте! Мне показалось, что кто-то только что
вырвал ее у меня из руки!
- Этот краснорожий совсем скоро свихнется,- сказал кто-то.
- Я краснорожий? Кто сказал? Я вам покажу краснорожего, жуки навозные!
Толстый набросился на остальных и началась драка. Они колотили друг
друга, таскали за волосы, толкались, плевались, кусались и орали. Они устроили
такое , что земля тряслась, а мох разлетался во все стороны.
А мальчик Вински сидел, невидимый, скрестив ножки на еловом пне и посмеивался.
Конечно, ему было смешно, это же он так ловко выхватил пятую карту.
Когда, наконец, разбойники вволю подрались и
уже задыхались от усталости, Вински крикнул самым своим страшным голосом:
- Прекратить!
Драчуны замерли. Разинув рты мужчины оглядывались по сторонам.
- Кто кричал? - спросил один.
- Я кричал, - ответил Вински.
- К-кто ты?
- А вам этого знать не надо! Достаточно, чтобы вы меня слушались. Сели на землю!
Разбойники смотрели друг на друга исподлобья, не
зная что делать.
- На землю, быстро, - опять рявкнул Вински.
Трое больших мужчин начали медленно садитья. Маленький упал, наступив на штанину, еще при первом крике.
- Теперь, будьте умницами, скрестите руки и слушайте!
- Вот еще, не буду я руки скрещивать! - заупрямился
длинный зеленый и засунул кулаки в карман.
Вински взял крепкую ягодку и выстрелил ею из трубки. Фью-ю! Ягода полетела прямо в
бородавку на носу длинного. Отличная мишень!
- Ай! - закричал тот и схватился за нос. - Кто меня укусил?
-Скрестишь руки или хочешь еще? - спросил голос.
-Ладно, ладно, скрещу, даже ноги, не кусайся, - забормотал
испуганный разбойник и скрестил руки на коленках.
Теперь они все поверили в то, что им приказывает некое гораздо более сильное, чем они,
существо. Они попросту испугались, что было очень хорошо, так им, разбойникам,
и надо.
- А теперь начнем дознание. Что вы за люди такие
на самом деле?
Опять они смотрели друг на друга, не зная, что ответить. Кроме того, они были такие
глупые, что чувствовали себя неловко, обращаясь к пустому месту, они же не
видели, с кем говорят.
- Отвечай ты, с ушами как листья!
Толстый покраснел, пощупал ухо и начал, запинаясь:
- Мы... нас зовут Бездельниками Клопиного Дворца.
- Очень подходящее имя! А за что вас так зовут?
- Ну, мы все живем в Клопином Дворце.
- И где этот дворец?
- Это такой дом в городе, там живет много народу и много клопов. Но клопов больше.
-И как вы живете?
- Едим картошку со свиными обрезками, - ответил толстый.
- Ну, это и без вопросов по тебе видно, но я имел в виду
– как зарабатываете на жизнь?
- В карты играем.
- Это не работа! Ты, что , никакую работу
не умеешь делать?
- Не умею.
- Не могу поверить – ты же взрослый
человек!
- Чичтая правда, как на духу!
- И, что, никогда
не пробовал?
- Ну, когда-то, давно, был каменотесом.
- А сейчас почему нет?
- Это так тяжело, даже вспотеть можно. Когда в
карты играешь – не потеешь.
- Ну, ты и дурак, твоя же семья голодает!
- Не, моя
старуха днем готовит и за детьми смтрит,
а вечером зарабатывает стиркой.Жизнь
бедняка нелегка!
Длинный
зеленый сказал, что он был портным,
лохматый оказался сапожником, и оба,
так же, как толстый, считали, что, как
это ни странно, гораздо приятнее играть
в карты на солнышке, чем шить штаны и
чинить ботинки. Их жены тоже по вечерам
стирали, чтобы прокормить семью.
- А ты, тонкохвостый, ты что за человек? -
спросил Вински тщедушного.
- Я писатель.
- Это что?
- Это такой человек, который гораздо лучше
всех остальных людей, он пишет книги,
много книг!
- А почему же ты сейчас не пишешь?
- Я как раз собираюсь начать, как только
выучу буквы.
- А как же живет твоя семья?
- Очень хорошо. Моя жена стирает белье их
семьям и берет у них еду в долг.
- Да уж, правильно
вас называют Бездельниками Клопиного
Дворца! Совесть вас не мучает?
- Еще как! - ответили те в один голос и при этом
смотрели так искренне, как-будто
и впрямь раскаивались.
После небольшой
паузы голос возвестил:
- Теперь ваша жизнь изменится!
- Что? Это кто сказал?
- Большие перемены пришли к каждому из вас!
- Уже? Может, не сейчас? - забеспокоились картежники.
- Уже. Будете слушаться меня?
Они долго молчали, но потом лохматый начал:
- Это все замечательно, но очень бы хотелось
знать, кто ты...
Больше
он ничего не успел сказать, потому что
Вински стрельнул еще одной крепкой
ягодкой. и она попала лохматому прямо
по уху.
- Ай-ай. - запищал лохматый. - Ничего я
больше не хочу знать, ни о чем, даже
наоборот!
И все хором закричали, зажмурив от страха
глаза:
- Будем, будем точно слушаться!
- Отлично! А теперь запоминайте, что я
приказываю. Если не сделаете, как я
скажу – берегитесь! Уж я сумею
чувствительно стряхнуть пыль у вас со
штанов!
После этого
Вински два раза повторил, что именно
должны сделать бездельники, и те
замаршировали в сторону города, а Вински
замыкал шествие, соорудив из слоломанной
ветки пастуший посох.
Никогда
у женской половины обитателей Клопиного
Дворца не было такого удивительного
дня.
Каменотес
пришел домой и сказал жене:
- Женушка,
хозяюшка, ты, наверное. устала! Отдохни
немного, я постираю это белье!
И, к ее изумлению, тут же схватил лежавший
в углу узел с бельем и вышел за дверь.
Портной
пришел домой и сказал жене:
-
Женушка, хозяюшка, ты, наверное. устала!
Отдохни немного, я постираю это белье!
И тоже схватил
белье и исчез за дверью.
Абсолютно
то же сделал сапожник. Точно так, как
приказал Вински.
Писатель
пришел домой и сказал жене:
- Женушка, хозяюшка, я так устал! Отдохну немного...
Но
больше он ничего сказать не успел, так
как почувствовал сильную боль в ноге,
там, где заканчивается штанина. И тут же
к нему вернулась память.
-
Сейчас, как же там, что надо сказать...
А, да, Отдохни немного, я постираю это
белье!
И
он выскосил за дверь с тюком грязного
белья.
Это
было здорово! Огромный краснолицый
шагал впереди, за ним длинный зеленый,
третьим шел лохматый и замыкающим –
мышеподобный писатель, все время
озабоченно поглядывающий на свои ноги.
И все – с бельевыми корзинами на голове.
- Идите все
смотреть! - кричали люди. - Скорее, сюда!
Видно, скоро конец света! Бездельники
Клопиного Дворца идут стирать!
Так
они добрались до ручья и началась стирка.
Они намыливали и терли, полоскали и
выкручивали. Они трудились усердно, как
настоящие прачки, или почти как настоящие.
Вински сидел на камне у самого берега и
самолично следил, чтобы у того. кто
начинал лениться, из штанов летела пыль.
- Это ужаснее,
чем быть каменотесом! - сказал толстый,
держась за ноющую спину.
- Лучше бы я
сшил тыячу пиджаков, кожа бы не слезала
с пальцев, - сказал длинный тощий.
- Колени болят
так, как никогда от починки ботинок! -
сказал сапожник.
- Уж писать
романы никак не сложнее, - вздохнул
маленький и отер пот со лба.
Когда
белье, наконец, было постирано, уже
наступил вечер, солнце почти село.
Уставшие, как никогда, мужчины сидели,
не имея сил ни одеться, ни даже говорить.
Наконец
длинный сказал плачущим голосом:
- Слушайте, не
злитесь, но я ничего не могу поделать...
я собираюсь стать нормальным человеком!
- Только не
сейчас, - сказал толстый.
-
Конечно, с завтрашнего дня. Давай, ты
тоже!
- Да, но это
ведь может превратиться в привычку...
- Я тоже этого
боюсь, но, все-таки, рискну!
-
Ну, надо попробовать, скажем, на недельку.
Лохматый
и тщедушный не могли сказать ничего,
только кивнули в знак того, что тоже
начнут.
Потом
они закричали:
- Эй, ты,
Человек-дубинка! Можно, мы пойдем домой?
Но
никто не ответил. Они еще раза три
крикнули и поросили разрешения уйти,
но не услышав ответа взяли корзины с
бельем и на негнущихся ногах отправились
к Клопиному Дворцу.
Здесь
каждого из них ждал кофейник с горячим
кофе, теплый хлеб и масло. И. конечно, им
все показалось самым вкусным, это поймет
любой, кто пробовал стирать. Женщины
были так рады и счастливы, что не знали,
за что хвататься. И еще счастливее они
стали, когда услышали, что мужья говорят,
отправляясь спать.
Каменотес
сказал:
- Дорогая,
разбуди меня утром пораньше. Пойду на
работу.
Портной
сказал:
-
Женушка, найди мне иглу и ножницы. Завтра
начинаю шить пиджак.
Сапожник
сказал:
-
Не поставишь мне кофе на сапожную
колодку? Завтра начинаю шить ботинки.
Да, пока помню, - купи мне, пожалуйста,
расческу!
Писатель сказал:
-
Золотко, голубушка, начинается новая
жизнь. Завтра не иду играть в карты!
Вот
так прошел чудесный вечер в Клопином
Замке. Взглянув из окна во двор, каменотес
спрсил жену:
- А кто этот рыжий мальчишка? Который
так хорошо играет с нашими детьми?
- Да это Вински, с другого конца города.
Он придумал какие-то новые стрелялки
для наших детей.
- Умный, видно,
парень, раз новые игры придумывает, -
зевая, сказал каменотес и задернул
занавески.
Глава 8. Вински всего города.
Все
началось с того, что на дверь колокольни
поставили американский замок.
Колокол находился не в церковной
башне, а под самой крышей большого
строения, которое все называли
колокольней. Это было очень высокое
сооружение с одним-единственным дверным
проемом. Через него можно было попасть
на лестницу, ведущую наверх, где и
находилась настоящая дверь, а за ней -
помещение, в котором висел колокол.
Церковному колоколу положено висеть
как можно выше, чтобы Бог смог расслышать
его звон сквозь шум, производимый людьми.
Надо
сказать, что бывать на колокольне не
разрешалось никому, кроме звонаря.
Священнику, естественно, тоже можно
было, ну, священники всегда ходят, где
хотят. Да, и конечно, жене звонаря. Но
остальным – никому!
Когда-то на двери колокольни
висел обычный замок, такой, у которого
в очень большую скважину вставляется
очень большой ключ. Ключ лежал в шкафу
у звоняря в его же доме. Но однажды утром
в колокольне был обнаружен Бродяга
Роопе, спокойно спящий за дверью, закрытой
на этот самый, очень большой замок.
- Ты почему тут спишь? - спросили у Роопе.
- Больше негде, - сказал Роопе.
- Мог бы к нам на ночь придти, - сказал кто-то.
- А вы бы меня прогнали палкой в поле, - сказал Роопе.
- Но нельзя же спать на колокольне!- сказали
ему.
- Это Бог запретил? - спросил Роопе.
- Умничаешь, - сказали ему. - А может, ты собрался украсть колокол?
-
Спасибо, не надо. Я пока еще не нуждаюсь в церковных колоколах.
-
Дверь была на замке, а ты, все-таки, прошел.
- Ну, да.
- А как?
- Вставил палец в замочную скважину и
покрутил. Дверь открылась.
- Очень хорошо. Но так не может продолжаться!
Так не могло продолжаться, единодушно решили
все и отправили настоятеля купить в большом Городе (в дне пути отсюда) американский замок для колокольни.
Американский замок приделали куда положено на большую дверь колокольни, и это был первый хороший замок, первый настоящий американский замок во всем городе. Как только дверь закрывали, так сразу защелкивался замок. Чтобы открыть его, требовался ключик, маленький, но, судя по виду, очень сложный. Этот ключик отдали на сохранение звонарю, который повесил его на кожаный шнурок и носил
на шее, между рубашкой и жилетом. Жители города приходили посмотреть на новый замок и говорили: «Теперь Бродяга Роопе не устроит из колокольни ночлежку!»
Итак, было воскресенье, лето, и время – где-то полчаса после завтрака. Вински лежал
на спине там, где и положено – на крыше погреба. Он позволил солнцу светить прямо на веснушки, а черному толю крыши греть пятки. Все было просто замечательно.
Если бы еще из окна пекарни доносился запах свежего хлеба, самый вкусный на свете запах, так нечего было бы и желать. Но поскольку было воскресенье,
то есть выходной, откуда было взяться свежему хлебу!
Вински, кажется, только задремал, когда услышал крики с улицы и тут же увидел шорникову
Юстину, милую пухленькую женщину, бегущую прямо в переднике в сторону рыночной площади и причитающую на бегу:
- Ой, горюшко-горе! Ой, горюшко! Ой, Лииса звонарева, ой-ой! Что же теперь делать,
что делать!
Вински мгновенно соскочил с крыши и бросился за Юстиной. Он знал, что на площади все
выяснится. Выяснится, что случилось. Все всегда выясняется на площадях. Это
всем прекрасно известно, и вовсе ни к чему
было Юстине еще и кричать : «Что
делать, что делать...». Просто это
была такая вот, мягкосердечная, Юстина,
которая начинала паниковать, как только
где-нибудь что-нибудь происходило, и
бегать вокруг города с криками «Ой,
ой». В этом был и свой плюс, всем сразу становилось ясно - что-то случилось. Сегодня,
по-видимому, с дочкой звонаря Лиисой,
совсем маленькой девочкой, у которой
вечно розовый бантик на голове, и которая
совсем недавно научилась говорить.
На площади уже собралось человек двадцать
и со всех сторон подходили еще. Вински
перебегал, как белка, от одной группы к
другой, чтобы послушать, что же произошло
со звонаревой Лиисой.
Звонарева Лииса упала в грязный пруд и утонула,
рассказывали одни. Другие утверждали, что ее украли и увезли с собой цыгане. Третьи совершенно точно знали, что собака аптекаря откусила ей средний
палец, но это, явно, было преувеличением, поскольку собака аптекаря умерла от старости года полтора назад.
Только когда звонарь с женой сами появились на площади, выяснилась правда. Звонарь
присел на прилавок рядом с женой и рассказал всем о несчастьи.
А дело было так.
Утром перед богослужением звонарь отправился
звонить. С собой он взял Лиису, потому что он ее так сильно любит, и она так сильно любит его... Вместе они поднялись на колокольню, и звонарь звонил - во славу
Божию и призывая в церковь. Лииса в это время тихонько сидела в уголке на табуретке. Отзвонив, он отправился домой и захлопнул за собой дверь. Пока шел, заметил, что – ой! - а Лииса-то где? Естественно, вспомнил - там она, Лииса, осталась на колокольне. Вернулся обратно, поднялся наверх и хотел открыть дверь, но не смог.
- Как это – не смог? - закричали ему в ухо,
потомучто звонарь был глуховат.
- Ключа-то не было! - закричал он в ответ.
- У тебя не было ключа?
- Не было! А пальцем не откроешь – это же
американский замок!
- А где ключ?
- Там!
- Где там?
- Там, наверху, на колокольне, наверное, на
окно положил!
- А почему не на шее, как всегда?
- Утром надел другую рубашку и положил в карман.
- И забыл на подоконнике на колокольне?
- Ну, да!
- Забыл и ключ и Лиису там, за замком?
- Видимо...
- Ох!
«Ох!»
- говорили все, и их было много, кто так
говорил. Не могли они так не говорить,
ведь положение было очень серьезное.
Серьезное, потому что все знали, каков
этот американский замок. Если нет ключа,
открыть его можно только изнутри. Только
изнутри, а внутри – одна малышка Лииса.
- Давайте, покричим ей, чтобы открыла, - предложил
кто-то.
Ох, уж эти предложения. Как-будто такая
маленькая девочка сможет понять, что
такое американский замок! Да если бы
даже и поняла, разве сможет такая кроха
его повернуть, такими слабенькими
пухлыми ручками – конечно, нет!
Бургомистр тоже пришел на площадь. Теперь он взял
командование в свои руки.
- То есть, твоя дочь там, наверху, за закрытой
дверью? - спросил бургомистр звонаря.
- Точно так, господин бургомистр.
- Мои соболезнования, звонарь, - сказал
бургомистр. - Есть еще ключи, кроме тех,
что там, внутри?
- Нету.
- Может кто-нибудь сделать такой ключ?
- Никто, кроме мастера в большом городе, да и то,
не меньше, чем за неделю.
- Ага, а за это время твоя дочь умрет от голода
в этой башне, если только не от жажды,
это точно. А это было бы нежелательно,
учитывая общественное мнение, - сказал бургомистр.
- Лиису надо оттуда доставать и срочно! - закричали
люди, и пожилые дамы уже приготовились
плакать.
- Народ прав, - сказал бургомистр. - Лиису нужно
забрать с колокольни, и я говорю! У кого-нибудь есть предложения?
Поскольку предложений ни у кого не оказалось,
бургомистр обернулся опять к звонарю.
- Можно попасть туда другим путем?
- Можно, через окно. Оно открыто, как господин
бургомистр может видеть.
Все посмотрели наверх и увидели, что, да –
и впрямь, окно, там наверху, открыто. И
когда толпа внизу на минуту затихла,
оттуда издалека донесся плач. Прямо сердце разрывалось от этого плача.
- Разыскать начальника пожарной части! - приказал
бургомистр, и начальника отправились
искать.
Явился начальник пожарной части в свежевыстиранном
мундире и со всей пожарной командой.
Она прибыла на повозке, в которую был
впряжен сивый мерин Копонена, и второй
пожарный дул в трубу. Начальник сам
правил лошадью, которая остановилась
на площади прямо среди толпы.
- Господин бургомистр! Пожарная часть к работе
готова! Весь наличный состав – раз и
два! - доложил начальник бургомистру,
щелкнув каблуками и отдавая честь.
- Отлично, начальник пожарной части! Вы в курсе
событий?
- Да, господин бургомистр! Если позволите –
положение такое, что просто угрожающее.
Кто-то оказался запертым наверху в
башне, и его надо спасать.
- Вы верно оценили ситуацию, начальник
пожарной службы. Задача должна быть
решена путем проникновения на колокольню
через окно. Оно очень высоко.
- Работа на высоте – наша компетенция! - сказал
начальник пожарной службы, напоминая
этими словами всем присутствующим, как
пару недель назад пожарная команда
спасла портновского котенка , сняв его
с дерева.
- Тогда приступайте! - сказал бургомистр.
- Вперед, марш!
И пожарная команда двинулась к колокольне,
куда последовала и толпа. Путешествие
не было долгим, так как церковь и
колокольня находились тут же, на другой
стороне площади, напротив ратуши.
Начальник пожарной части слез с повозки, поправил
каску и скомандовал:
- Команда, ставь лестницу!
Второй пожарный (то есть команда) схватил
лестницу и побежал с ней к стене
колокольни. Сначала он тащил один конец
лестницы, потом – другой конец.
Теперь Лиисин плач слышался еще яснее.
И снова начальник пожарной части
скомандовал:
- Пожарный Рёмпотти, смирно!
Пожарный
Рёмпотти встал по стойке «смирно».
- Задание: спасти находящуюся на колокольне особу
женского пола! Наверх – марш-марш!
На глазах у восхищенных горожан пожарный
Рёмпотти с огромной скоростью начал
забираться по лестнице вверх. Очень он
бойко забирался, но далеко не ушел.
Ступеньки кончились, они доставали –
хорошо, если до середины колокольни.
- Лестница слишком короткая, - сказал бургомистр.
- Я,
как профессионал, совершенно того же
мнения. Лестница слишком короткая,-
сказал начальник пожарной части.
- А у вас нет лестницы подлиннее?
- Нет. Когда десять лет назад делали эту,
плотник говорил, что может соорудитьь
подлиннее за ту же цену, но я сказал –
нет, так как из бюджета были выделены
деньги именно на семиметровую лестницу.
- Сейчас ей надо бы быть подлиннее.
- Это исключительный случай, такого никогда
не случалось. Нельзя все предусмотреть
заранее.
Народ начал опять стягиваться к середине
площади.
- Можно мне слезать? - спросил пожарный
Рёмпотти с верхней ступеньки.
- Пожарный
Рёмпотти – вниз, марш-марш! - скомандовал
начальник и начал разворачивать мерина
в сторону пожарной части.
Когда пожарной команде не удалось спасти
Лиису, народ забеспокоился еще сильнее.
Звонарь, качая ногой, сидел
на прилавке совершенно сломленный, а
вздохи его жены невозможно было слушать
без слез. В такой сложной ситуации даже
парикмахерша Софи не знала, что сказать,
а уж она-то всегда имеет свое мнение о
чем угодно.
И тогда на балкон ратуши вышел бургомистр, а с ним и еще кое-кто. Голосом, зычным,
как у ярморочного зазывалы, и разносящимся по всей площади, он произнес:
- Граждане! Нашему городу угрожает огромное несчастье! Звонарева Лииса страдает там, наверху, совсем одна, на колокольне. Мы знаем, что она даже не завтракала. Несмотря на все наши старания, мы не смогли ей помочь. Но...
Бургомистр выдержал необходимую паузу.
-Но тут со мной, как видите, один человек, юный Вински, который говорит, что он мог бы попробовать справиться с дверью, закрытой на американский замок, и привести Лиису вниз. Разрешим ли мы ему попробовать? Вы верите в то, что он говорит?
- Да, мы верим! - послышался из толпы голос господина Пушинкиини, бывшего Паршивкиини, но, на самом деле, кроме него никто не верил. Тем не менее, все согласились, что, пусть мальчик попытается, от этих сорванцов никогда не знаешь, чего ждать.
- Однако, - продолжал бургомистр, - юный Вински поставил условие, чтобы никто не подходил ближе, чем на сорок шагов, пока он будет в башне. Согласимся ли мы?
- Да что он о нас думает? Что мы такие любопытные? Мы можем даже спиной к нему повернуться, если ему так хочется! - закричали люди несколько обиженно, но большинство кричащих при этом думало, что, вот еще – спиной поворачиваться.
И Вински замаршировал прямо к колокольне.
Толпа двигалась за ним, пока до башни не осталось сорок шагов, где и остановилась, и все замерли в ожидании, вытянув шеи.
А Вински был уже наверху, перед закрытой
дверью. У него оставалось еще паращепоток порошка, и он был уверен, что этого должно хватить. Спокойно Вински
достал пакет из кармана, высыпал остатки порошка в рот и проглотил. Затем энергично наступил правой ногой на большой палец левой и тихонько произнес: «Сквозь
стены!».
Готово! Не подвел порошок и в этом сложном
случае. Хотя дверь башни была на редкость толстой дверью, да еще вся в жутких железяках, в момент Вински прошел ее
насквозь, не задев и плечом.
В углу на табуретке сидела маленькая
девочка. Она плакала так, что даже
светло-розовый бантик на голове дрожал.
Маленькая плакса успела нарыдать
симпатичное озерцо.
На подоконнике лежал кожаный шнурок с
ключом.
Уже известным способом Вински сделал себя
видимым и сказал:
- Привет, Лииса, чего ревешь?
Лииса убрала руки от лица и посмотрела
удивленно:
- А ты Вински?
- Я – Вински.
- Ты уверен?
- Абсолютно.
Лиисины глазки заблестели как две мокрые
стеклянные пуговки.
- А ты откуда?
- В дверь вошел.
- А, в дверь. Нельзя в дверь, закрыто.
- Да я прямо насквозь прошел.
- А.
А, - сказала Лииса и больше ничего не спросила, маленькие дети часто очень понятливы и не задают лишних вопросов о том, что для них очевидно.
Вински вытер ладошкой слезы у нее со щек, Лииса
поправила бантик и они отправились вниз
по лестнице, держась за руки. Вински
легко открыл замок изнутри (уж у него-то не слабые
пальцы), так что не понадобился ключ, который он спрятал в карман брюк.
Толпа ожидала, затаив дыхание. И когда они
появились (Вински - успокаивая быстро
семенящую за ним Лиису), у всех вырвался
крик. Одни кричали «Да здравствует»,
други - «Ура», а некоторые – просто
«Ооо», потому что не знали, что
лучше. И по образованному восхищенными
людьми коридору славы шли Вински и Лииса
к центру площади.
Лиисина мама была вне себя от радости, когда
получила обратно свою маленькую девочку,
а Лиисин отец был счастлив, что получил
обратно свой хитрый ключ. Все смеялись
и плакали и говорили одновременно, и
знакомые обнимали незнакомых, а незнакомые
– знакомых, и у всех было такое хорошое
настроение из-за спасения Лиисы, какого
не было уже давно.
И, конечно, каждая женщина хотела почмокаться
и пообниматься с Лиисой, и те, которым
не удавалось из-за толпы почмокаться и
пообниматься, пытались хотя бы ущипнуть
ее за ножку или ручку, так переживали.
Тут
опять заговорил бургомистр с балкона
ратуши.
- Граждане!
Народ повернулся к ратуше.
- Прошу минутку тишины! Госпожа Мякинен, и вас
прошу побыть гражданкой и помолчать!
Имею честь представить вам героя
сегодняшнего дня, юного Вински,
который, благодаря своей находчивости,
спас звонареву Лиису из колокольни!
Не сдержавшись, общество зааплодировало.
- Никогда в нашем городе подобные свершения не
оставались без награды, - продолжал
бургомистр,- хотя, они тут и не случались. И я поинтересовался у юного Вински, что он хочет за спасение Лиисы. Догадайтесь-ка!
Бургомистр выдержал паузу. Это он мог выдерживать.
Народ молчал. Никто даже не пытался отгадать.
- В награду он хочет, чтобы Бродяге Роопе
нашли приличное жилье, потому что тому
нельзя ночевать на колокольне. Я,
бургомистр, рассмотрел предложение
Вински со всей возможной доброжелательностью
и решил проявить такое же благородство,
как и этот герой. Сим, таким образом,
объявляю и заявляю, что Бродяга Роопе
отныне может ночевать у меня
на кухне, возле плиты на топчане. Арендную
плату решено за него вносить из кассы
городского управления.
- Ура! Ура! Да здравствует благородный
бургомистр! Да здравствует благородный
Вински! - кричали горожане, приплясывая
и размахивая платками и шляпами.
Но бургомистр продолжал дальше.
- Так как сегодня в историю города вписана
новая страница, страница, касающаяся
завоевания колокольни, и автором этой
страницы является юный Вински, коим мы
все так восхищаемся, для увековечивания
этого момента я, будучи представителем
высшего совета, решил присвоить ему
Титул. Уважаемым налогоплательщикам
на заметку, в этой связи, что эта награда
выбрана из-за того, что не стоит ничего
ни получающему, ни дающему. А потому,
граждане, с этого момента стоящий здесь
рядом со мной доблестный молодой человек
будет зваться ВИНСКИ ВСЕГО ГОРОДА.
Народ
не знал, как выразить свою радость. Они
подпрыгивали, хлопали в ладоши, бросали
сорванные тут же одуванчики на балкон
и кричали хором:
- Да здравствует Вински Всего Города! Ура
Вински! Оооо!
И когда они накричались до хрипоты и
напрыгались до боли в коленках, они,
довольные, разошлись по домам, тем более,
что как раз пришло время вечернего
отдыха.
Но мама и папа Вински так гордились своим
сыном, что никак не могли отправиться
отдыхать, так что они пригласили к себе
семью булочника, поговорить вообще о
колокольнях, маленьких девочках и
бездомных бродягах.
А сам Вински,тем временем, отделавшись
от большинства поздравляющих,
отправился за мастерскую жестянщика
Фалски накопать дождевых червей, потому
что во всей этой суете не забыл, что
договорился с Ласси и Хански идти вечером
ловить плотву в Винном Заливе. И он знал,
даже не задумываясь об этом, что каким
бы громким ни был титул, если идешь
ловить плотву, червей надо иметь своих.
Всегда.
Глава 9. До встречи, Вински!
У Вински были
временные финансовые затруднения.
Насколько он помнил, у него постоянно
были временные финансовые затруднения.
Наверное, это судьба, коей угодно было
разместить лавку пекарни прямо напротив
его дома. А в лавке пекарни можно было
приобрести сухарики. Подумаешь, сухарики!
- усмехнетесь вы. Но усмешка застынет у
вас на губах, когда вы узнаете, что
это за сухарики. Это были не какие-нибудь
обычные сухарики, а подсушенные целиком
венские булочки, горбушки от сдобных
пирожков, половинки сладких сухариков
и (хотите верьте, хотите нет) среди всего
этого обязательно – или с отломанным
краешком, или пролежавшие целый день
на витрине – пирожные! И вот таких
сухариков можно было на марку получить
целый кулек, и вкусны они были необыкновенно,
особенно между двумя и тремя часами
дня, если есть их в полном одиночестве
(что редко удавалось) на чердаке дровяного
сарая. А сухариками их называли просто
для того, чтобы булочник не стеснялся
насыпать их побольше за одну марку.
Так что именно
они были истинными виновниками
того, что Вински очень часто страдал от
временных финансовых затруднений. Вот
и теперь у него не было ни единой марки,
ни единого исчисляемого пенни, как
Бродяга Роопе, большой шутник, говорил
в таких случаях. По правде говоря,
зарабатывал Вински в последнее время
неплохо. Позавчера он поймал господину
Пушинкиини двух миног, что дало в сумме
восемь марок (господин Пушинкиини платил
ему за каждую миногу на марку больше,
за то, что он так здорово придумал с
черемухой), и вчера он разжился деньгами:
утром помог девице Нарантери с мытьем
цветочных горшков (она больше не шила
подушки, она сказала, что ее нервы этого не выдержат; теперь она расписывала цветочные горшки), это
принесло ему пять марок, после обеда он
продал санитарному врачу весь запас ,
то есть шесть, крысиных хвостов, за
которые санитарный врач заплатил по
пятьдесят пенни за штуку, что дало три
марки, а вечером Вински обыграл подмастерье
булочника в стоянии на одной ноге, что
добавило еще марку. Но ведь были и
расходы! Для охоты на крыс надо было
купить двадцать сантиметров резинки,
на рыболовные крючки ушло две марки и
— как бы это ни произошло, но, во всяком
случае, карманы были абсолютно пусты.
А как известно, если уж расходы таковы,
что их не удается избежать, а доходы, в
свою очередь, не постоянны и случайны,
приходится что-нибудь изобретать.
И Вински пошел
на кухню к матери, которая как раз жарила
блинчики. Что-то ему подсказывало, что
настроение у нее лучше обычного.
- Слушай, ма, -
сказал Вински.
- Ну, что?
- По-моему. грядки с редиской очень уж заросли сорняками.
- Да нет! Не может быть, я только вчера их прополола. Ты
просто не туда посмотрел.
- Ну, может. Но ты же не будешь против, если я сам прополю
их, когда они снова зарастут?
- Ну, конечно,
нет.
- Смотри-ка, и
ящик с дровами, похоже, полный, - сказал
Вински. - А я как раз подумал, наверное,
тебе нужны дрова, раз ты жаришь блинчики.
- Сейчас не
нужны, отец только что принес. В другой раз.
- Ладно, тогда
завтра, или, скорее, послезавтра. Я принесу тебе столько, чтобы был полный ящик, даже с горкой.
- Спасибо,
спасибо! Ты — хороший сын, Вински.
- Да, только
денег у меня совсем нет, - вздохнул Вински.
- А тебе нужны
деньги? - спросила мама.
- Очень. Совсем
немного. Скажем, десять марок. Примерно.
Маркой больше или меньше — не важно.
- А зачем тебе
десять марок?
- У меня расходы.
- Какие же у тебя расходы?
- Непроходимые расходы.
- Что? Непроходимые?
- Ну, да, отец
так говорит.
- Отец говорит
— необходимые расходы.
- А, да, конечно. Именно необходимые.
- Ну, тогда
принеси мою сумку с комода в комнате, -
наконец-то сказала мама, ура!
Зажав в руке
блестящую монетку, Вински помчался вниз
по улице. Он бы даже насвистывал, если
бы не обветрились губы. Во всяком случае,
настроение было великолепное.
И тогда — ну,
надо же! Шорникова черная кошка перебежала
дорогу прямо перед ним. Вински, конечно,
сплюнул три раза, но теперь уже не было
уверенности, что все пойдет, как надо.
Не попасть бы опять молотком по коленке,
озабоченно подумал Вински. И рыбу с
костями надо поаккуратнее есть!
Ну, вот и аптека.
Вински подумал
было — не написать ли свое имя на стекле,
но потом заметил, что оно уже вымыто и
сверкает, так что ничего и не получится.
«Ну, и ладно»
- подумал Вински, и вошел в дверь.
Почему-то не
зазвенел дверной колокольчик.
Посетителей в
аптеке не было, и стояла полная тишина.
За прилавком
дальней комнаты перекатывался маленький
круглый человечек в белом халате и больших очках.
- Ага, зачем
мальчик пришел?
Мысли завертелись в голове у Вински со страшной скоростью.
Или он ничего уже не понимает, или этот
- совсем не длинный и не печальный.
Все-таки Вински решил спросить:
- А у вас еще
есть то французское средство?
- Какое французское?
- Ну, то, самое
новое! - шепотом сказал Вински и подмигнул толстяку.
- Французские
духи?
- Да нет же!
Порошок невидимости, конечно!
Человек в белом
халате долго и пристально глядел на
него, скривив рот.
- Нет, у нас нет французского порошка невидимости! -
сказал он строго и неодобрительно
посмотрел на Вински.
- Что, уже
закончился?
- Боюсь, даже
хуже.
- Но... но ведь
он же был совсем недавно! В такой большой
бутыли там, на верхней полке!
Вински показал
на верхнюю полку. Они оба посмотрели
туда. Никакой большой бутыли там не было.
Вински наморщил
лоб.
- А могу я
поговорить с самим аптекарем?
- А-а, с аптекарем, - повторил толстяк. - Конечно, можешь. Я
— аптекарь.
- ВЫ — аптекарь?
- Безусловно.
- Но... здесь же был другой аптекарь!
- Когда?
- Когда я приходил в прошлый раз.
- Слушай, мальчик, я стал тут аптекарем еще до того, как ты
родился. И с тех пор всегда здесь.
- Но тот, другой, был такой высокий и печальный, и он так
здорово пел про взбесившиеся пальто...
- Может, ты был в какой-нибудь другой аптеке?
- Наверное...
наверное, совсем в другой, - согласился
Вински расстроенно и стремглав выбежал
на улицу.
Вински бежал и
бежал, и остановился только у ворот
своего дома. На заборе пекарни сидела
шорникова кошка и усмехалась сквозь
усы. Но Вински на нее даже не посмотрел,
так ему было грустно.
Он пробрался за
погреб, в одно отличное местечко, которое
не просматривалось ни с какой стороны.
И здесь, среди крапивы, наступил правой
ногой на большой палец левой и прошептал:
«сквозь стены!». Ничего, понятное
дело. Можно было догадаться, что
без порошка и не получится.
Вински отнес
десять марок обратно маме и попросил,
чтобы она сохранила их до другого раза,
когда у него будут необходимые расходы.
Сегодня они не понадобились.
Мама посмотрела
на него немного удивленно, но ничего не
спросила, только за ужином положила на
его тарелку на один блинчик больше, чем
остальным.
И налила
много-много морошкового варенья.
Этим вечером
Вински пошел рано спать. Лежа в кровати
и вдыхая доносящийся через открытое
окно запах березовых листьев, он услышал,
как раз перед тем, как заснуть, голос,
тихонько зовущий:
- Вински!
Сердце Вински
подпрыгнуло.
- Что? - шепнул он в ответ.
- Тебе обидно?
- Обидно.
- Это я, аптекарь. Сижу тут, на подоконнике. Ты не беспокойся,
я что-нибудь придумаю!
- Что придумаете?
- Придумаю, где
нам еще раздобыть порошка. У меня тоже
закончился.
- Думаете, найдем?
- Совершенно
точно! Ты пока поспи, а потом встретимся!
- Точно встретимся?
- Точно!
- Ну, тогда — до встречи, аптекарь!
- До встречи,
Вински!
|